Технологическая карта урока

План-конспект урока литературы

Класс 11 «А», МБОУ СОШ №6 п. Чегдомын

Тема: «А. Платонов «Котлован». Роль «ключевых» слов-понятий в художественной системе повести»

Цели:

Воспитательные: воспитывать культуру восприятия художественного текста, уважение к культурным ценностям своей страны; воспитывать гражданское мировосприятие (через текст – слепок минувшей эпохи, двигавшейся по заданным ориентирам без учета личности человека).

Развивающие: формировать навык чтения «трудного» текста, умение критически осмысливать текст.

Задачи:

Познавательные универсальные умения	Деятельностные универсальные умения	Коммуникативные универсальные умения
Понимать и интерпретировать текст художественного произведения. Выделять основной смысл текста, соотносить со своим опытом и ценностями, то есть придавать ему свой личностный смысл. Отбирать из текста в соответствии с поставленными целями или личностными потребностями ту информацию, которую можно и нужно использовать для собственного развития. Видеть и вычислять основные проблемы, строить предположения об их разрешении.	Уметь формулировать свою точку зрения, свою позицию и выражать чувства, эмоции и представления в художественном тексте. Уметь создавать для себя нормы деятельности и поведения, пользоваться ими или критически относиться к нормам, созданным другими. Осуществлять рефлексию своей деятельности, поведения и ценностей; Проводить самооценку собственных знаний и умений, продвижений в своём развитии.	Строить коммуникацию с другими людьми: вести диалог в паре, в группе, взаимодействовать с партнёрами для получения общего результата. Владеть языком как средством коммуникации. Занимать в соответствии с собственной оценкой ситуации различные позиции и роли, понимать позиции и роли других людей.

Тип урока: урок-исследование

Технологии: РКМ (развитие критического мышления), включающая диалоговую технологию.

Метод(ы): учебная дискуссия

Формы работы: парная, фронтальная

МЕСТО УРОКА В СИСТЕМЕ УРОКОВ ПО ДАННОЙ ТЕМЕ – 1-й урок в цикле.

Оборудование: мультимедийное оборудование для презентации учебного материала; раздаточный материал для учащихся (лист отслеживания результатов, рефлексия)

Оформление доски : нет

Продолжительность урока: 30мин

Ход урока:

Подписи к слайдам:

А. Платонов «Котлован ». Роль «ключевых» слов-понятий в художественной системе повести

Краткая справка ПЛАТОНОВ АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ (настоящая фамилия Климентов) (1899-1951) - прозаик, публицист, критик. Родился в семье слесаря железнодорожных мастерских. Учился в церковно-приходской школе, затем в училище. Еще подростком писал стихи, которые после революции печатались в газетах и журналах. Одновременно выступал как прозаик, критик, публицист. Участник гражданской войны. Окончил Воронежский политехнический институт (1924)…

«Навеки спастись в пропасти котлована»? «Котлован» – повесть рубежа 20 – 30-х годов (опубликована в 1969 в ФРГ, в 1987 в СССР) « Foundation Pit » – яма под фундамент « Выкоп »

Проблемный вопрос Может ли жизнь быть бессмысленной? Почему? Какую жизнь мы называем бессмысленной?

Задачи урока Выявить главное противоречие в образе героя Вощева. Определить «ключевые» понятия авторской позиции. «Ключевые» понятия рассмотреть в образах героев 1-й главы повести: Вощева, шоссейного надзирателя, девочек-пионерок, инвалида Жачева. Как можно соотнести эти «ключевые» понятия с сегодняшним днем? Остались они важными?

Андрей Платонов с дочерью «А вы чтите своего ребенка; когда вы умрете, то он будет».

«Я устал за войну. Меня уже кроют и будут крыть все, что бы я ни написал. Сейчас я пишу большую повесть «Иван трудолюбивый»… как поэму описываю труд человека и что может от этого произойти, когда труд поется, как песня, как любовь. Хочу написать эту повесть, а потом умереть».

– Отчего вы не чувствуете сущности – спросил Вощев, обратясь в окно. – У вас ребенок живет, а вы ругаетесь – он же весь свет родился окончить. Муж и жена со страхом совести, скрытой за злобностью лиц, глядели на свидетеля. – Если вам нечем спокойно существовать, вы бы почитали своего ребенка – вам лучше будет. – А тебе чего тут надо?-- со злостной тонкостью в голосе спросил надзиратель дороги. – Ты идешь и иди, для таких и дорогу замостили... Вощев стоял среди пути не решаясь. Семья ждала, пока он уйдет, и держала свое зло в запасе. – Я бы ушел, но мне некуда. Далеко здесь до другого какого-нибудь города? – Близко, – ответил надзиратель, – если не будешь стоять, то дорога доведет. – А вы чтите своего ребенка, – сказал Вощев, – когда вы умрете, то он будет.

Какой вывод можно сделать из сегодняшних наблюдений за героями? Есть ли среди них счастливые люди? Почему?

Итоги урока. Рефлексия Выявлено главное противоречие в образе героя Вощева: он не может жить, трудиться, не понимая всеобщего смысла жизни. Определены ключевые понятия авторской позиции: семья, труд, поиск смысла жизни. Ключевые понятия рассмотрены в образах героев 1-й главы повести. Как можно соотнести эти ключевые понятия с сегодняшним днем? Остались они важными?

Домашнее задание Продолжите рассмотрение повести: Заполните таблицу «Язык писателя» примерами из повести « Котлован». Докажите принадлежность А.Платонову отрывков из произведений, опираясь на языковые особенности (материалы выданы на листах).

Предварительный просмотр:

Задание первое .

Выявить и определить ключевые понятия авторской позиции: семья – труд – смысл жизни:

Выделить в тексте (цветом), как подняты темы труда, семьи, смысла жизни для героев:

1пара учащихся: Вощев

2 пара: шоссейный надзиратель

3 пара: девочки-пионеры

4 пара: Жачев

Сделайте выписки на лист о своем герое (героях). Дальше заполняем по ходу ответов.

Задание второе.

Отметьте (в тексте, цветом), как часто герой (кто?) произносит вслух или мысленно слова о смысле жизни. Какой вывод напрашивается?

Отметить по ходу наблюдения за текстом (работая над заданием первым)

Семья	Труд	Зачем я живу?
	Особенности стиля писателя	Примеры
	Примеры неправильной или необычной сочетаемости слов, пропуска слов, обратного порядка слов
	Изображение человека как некоего агрегата или устройства, а частей тела – как самостоятельных деталей
	Эффект многословия, смысловой избыточности
	Использование официально-деловых штампов при описании природы

1. Докажите принадлежность текстов автору повести «Котлован», опираясь на особенности языка:

1. Среди лета, в июле месяце, когда я так же, как обычно, вернувшись вечером с работы, уснул глубоко и темно, точно во мне потух весь внутренний свет, меня разбудила мать. («Родина электричества»)
2. Дети поднимали с земли сухие ветки, камешки, сор горстями и бросали в Юшку. Старик… не обижался на них. Дети … толкали Юшку и смеялись над ним. Они радовались тому, что с ним можно делать все, что хочешь, а он им ничего не делает. Юшка тоже радовался. Он знал, отчего дети смеются над ним и мучают его. Он верил, что дети любят его, что он нужен им, только они не умеют любить человека и не знают, что делать для любви, и поэтому терзают его. («Юшка»)
3. Он [ Яков Саввич ] перекрестил шумящую дубраву крестом прощания и презрения и пошел от нее в пустошь, опять неимущий и свободный. В одной слободе Яков Саввич устроился для прокормления на краскотёрочную фабрику, где работали четыре девки, два мальчика и один он. Потерев краску недели три, Яков Саввич плюнул в тёрочную машинку и произнес: «Будь ты трижды проклята – трись сама», – а потом ушел в дверь, по своему обычаю, и больше не вернулся.
4. Цветок, однако, не хотел жить печально; поэтому, когда ему бывало совсем горестно, он дремал… Корни его глодали голый камень и сухую глину… листья его не могли напитаться полной силой и стать зелеными: одна жилка у них была синяя, другая красная, третья голубая или золотого цвета. Это случалось оттого, что цветку недоставало еды, и мученье его обозначалось в листьях разными цветами. Сам цветок, однако, этого не знал: он ведь был слепой и не видел себя, какой он есть. («Неизвестный цветок»)

Тезис о «странноязычии» Платонова в литературоведении стал уже общим местом. Действительно, поэтика грамматического сдвига, «неуравновешенный» синтаксис, «произвол» в сочетании слов - все это отличительные особенности художественного языка Платонова.

Обратимся к одной только фразе Платонова.

Вечернее электричество было уже зажжено на построечных лесах, но полевой свет тишины и вянущий запах сна приблизились сюда из общего пространства и стояли нетронутыми в воздухе.

Если попытаться прочитать это предложение на языке привычных понятий, то «искрить» начнет едва ли не каждое словосочетание. Традиционный поэтический оборот «вечерний свет» под пером Платонова превращается в инженерно-техническое и какое-то не совсем правильное «вечернее электричество». «Светтишины» обращает на себя внимание синтезом зрительных и слуховых ощущений. «Запах сна» повергает читателя в размышление - то ли это смелаяметафора, то ли замаскированная синестетическая конструкция (сложное, синтетическое восприятие, возникающее при соединении ощущений, за которые отвечают разные органы чувств (например, слуховые и осязательные, зрительные и обонятельные), принято называть синестезией), в которой соединяются обонятельные и зрительные ощущения (а сон - это тот «фильм», который смотрят спящие); может возникнуть и самое неожиданное предположение - о том, что у сна на самом деле бывает свой запах и фразу надо понимать буквально. Но самое странное - свет и запах «стояли нетронутыми в воздухе»! Как будто есть кто-то, для кого это возможно - прикоснуться к свету и запаху.

Но это только внешний, «посторонний» взгляд на логику платоновского языка. В составе целого смысловой объем процитированного предложения увеличивается за счет контекстуальных значений каждого слова. Говоря о структуре художественного пространства, мы заметили, что оно вбирает в себя два проницаемых друг для друга сюжетных подпространства - городское и деревенское. В описании вечера как раз и происходит соединение этих подпространств. В результате «общее пространство» предстает одновременно в двух своих ипостасях («полевой свет» и «построечные леса» общепролетарского дома).

Еще одна ярко выраженная «платоновская» особенность - превращение невещественного в «вещество существования». «Свет тишины» и «запах сна» из абстрактных понятий делаются конкретными - в процитированном предложении они локализуются и опредмечиваются. Более того, эта «приобретенная» предметность специально подчеркивается - свет и запах «стояли нетронутыми», следовательно, потенциально они доступны осязательному восприятию. Летний вечер в буквальном смысле становится все более и более ощутимым - его восприятие складывается из зрительных, слуховых, обонятельных, осязательных ощущений.

Сформулируем один предварительный вывод: В прозе Платонова слово является не только самостоятельной смысловой единицей (или единицей словосочетания); оно насыщается множеством контекстуальных значений и становится единицей высших уровней текста - например, сюжета и художественного пространства. Слово должно пониматься не только в его общеязыковом (словарном) значении, но и в значении контекстуальном - причем контекстом нужно признать все произведение.

Сложность восприятия языка Платонова состоит еще и в том, что его фраза практически непредсказуема - точнее сказать, она почти никогда не соответствует ожиданиям читателя. Воспитанному на образцовом литературном языке читателю сложно представить, что у сознательности бывает «сухое напряжение», что жалобной бывает не только песня или (не будем пренебрегать канцеляризмами) книга - жалобной становится девочка Настя. Если фраза начинается со слов: «На выкошенном пустыре пахло...» - то читатель прежде всего подумает, что недостающим словом должно быть «сеном». И ошибется, потому что по-платоновски - «пахло умершей травой» (обратим внимание на то, как в проходной, на первый взгляд, фразе проводится одна из важнейших тем «Котлована» - смерти и жизни).

Невозможность спрогнозировать течение платоновской фразы стала основной причиной отсутствия пародий на Платонова. При том, что у литературных пародистов 1930-х гг. было множество пародий на любого из крупных писателей той поры, Платонов всегда оставался «безнаказанным». Подвижность грамматических соединений, движение слов «вкось и вкривь» не давало возможности сформулировать «общий закон» платоновского стиля - а потому делало его «неприспособленным» для пародирования.

Однако определенные закономерности платоновской стилистики все же найти можно. Остановимся на тех языковых явлениях, которые встречаются в тексте «Котлована» регулярно и основываются на сходных закономерностях.

Уже первое предложение повести останавливает внимание читателя излишними уточнениями и подробностями: «В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования». Избыточное уточнение - «личной жизни», казалось бы, без потери для общего смысла фразы можно исключить. Однако такого рода избыточные подробности будут поджидать читателя на каждой странице: «он любил... следить за прохожими Мимо», «по стеклу поползла Жидкость Слез», «Елисей не имел аппетита к Питанию», «свалился Вниз», «лег... между покойными и Лично Умер» и т. д. С точки зрения нормативной стилистики такие словосочетания следует отнести к Плеоназмам - «избыточным» выражениям, в которых используются лишние слова, уже не являющиеся необходимыми для понимания смысла. Платонов, тем не менее, почти никогда не избегает плеоназма там, где без него можно было бы обойтись. Можно предположить, что в поэтике Платонова плеоназм - это способ «материализации подтекста: избыточность конкретизации призвана заполнить смысловые пустоты «само собой разумеющегося». Логическая ясность не означает фактической достоверности - и потому плеоназм становится необходимым приемом в «предметном» изображении того или иного явления.

Еще одна особенность языка Платонова - нарушение лексической сочетаемости слов. Самый простой случай - соединение в одной фразе стилистически разнородных слов. Например, в предложении «С телег пропагандировалось молоко» явно не стыкуются идеологически маркированное слово «пропагандировать» и аполитичные «телеги» и «молоко». Сферы употребления этих слов столь разнятся, что, столкнувшись в одной фразе, слова начинают тянуть в противоположные стороны. Отсюда - комический эффект, но эффект незапланированный: в этом предложении выразились вполне серьезные ностальгические размышления платоновского героя, в сознании которого причудливо слились официальная пропаганда и воспоминания детства.

Многочисленные формулировки типа «безжалостно родился», «выпуклая бдительность актива», «текла неприютная вода», «тоскливая глина», «трудное пространство» интуитивно безошибочно понимаются читателем - но дать им рациональное объяснение крайне сложно. Особенность таких «неправильных» сочетаний состоит в том, что определение (или обстоятельство) относится течением фразы «не к тому» существительному (глаголу). В словосочетании «тоскливая глина» прилагательное указывает не на качество глины, а на психологическое состояние землекопа и должно быть грамматически связано именно со словом «землекоп». «Трудное пространство» оказывается трудным не само по себе - таким оно воспринимается платоновским героем. Прилагательное вновь оказывается как бы на чужом месте, точнее сказать, на месте прилагательного должна была бы стоять категория состояния - «человеку было трудно (в пространстве)». Однако смысловые границы «оригинальной» (платоновской) фразы и «переводной» не совпадают: в оригинале определение относится не только к миру человека, но и к состоянию мира и к природе в целом.

Достаточно регулярно Платонов прибегает к замене обстоятельств определениями. В этом случае грамматическая «неправильность» оборота возникает из-за неверной адресации признака - вместо предмета действия (и, соответственно, наречия) указывается признак предмета (используется прилагательное). Отсюда возникают сочетания типа «постучать Негромкой Рукой», « дать Немедленный Свисток », « ударить Молчаливой Головой». С позиций нормативного, литературного языка следовало бы поменять порядок слов в предложении и восстановить обстоятельства: «негромко Постучать (рукой)», «немедленно Дать свисток», «молча Ударить головой». Однако для поэтики Платонова такой вариант чужд: в мире писателя свойства и качества «вещества существования» важнее и значимее, чем характер действия. Следовательно, выбор падает не на наречие (признак действия), а на прилагательное (признак предмета или явления).

«Вещественность» видения мира делает возможным и сочетание качественно разнородных предметов и явлений - поскольку все они имеют равные права в глазах героев и повествователя. Отсюда - «волновались кругом ветры и Травы От солнца»; «от Лампы И Высказанных слов Стало душно и скучно». В равной степени сопоставляться могут солнце и слепота, грусть и высота. Обычно менее знакомое и понятное явление в сравнении уподобляется более знакомому. У Платонова же сравнение основывается не на сопоставлении признаков, проявленных в большей или меньшей степени, - составные элементы его сравнения вообще лежат в разных областях лексики. Во фразе «точно грусть - стояла мертвая высота над землей» сравниваются эмоциональное состояние и физическое измерение; в предложении «люди валились, как порожние штаны» составные части сравнения кажутся несопоставимыми из-за разницы в их положении в системе ценностей человека.

Абстрактные понятия у Платонова - это чаще всего Бывшие абстрактными существительные. В контексте «Котлована» понятия «истина», «счастье», «революция», «бдительность», «время» становятся вещественными, осязаемыми и воспринимаются героями как вполне конкретные предметы. Они доступны именно осязательному ощущению: «Чиклин... погладил забвенные всеми тесины отвыкшей От Счастья рукой»; «он не знал, для чего ему жить иначе - еще вором станешь или Тронешь революцию». Еще один пример: разозлившись на активиста, раскутавшего умирающую Настю, Чиклин дал ему «ручной удар в грудь», отказавшись от предложенного Жачевым железного прута отнюдь не из гуманных соображений: «Я сроду не касался человека мертвым оружием: как же я тогда справедливость почувствую?»

Подобным образом и Вощев полагает, что истина непременно должна храниться в теле человека: «Вощев... желал хотя бы наблюдать его (смысл существования. - Т. К.) В веществе тела другого, ближнего человека...» Не случайно и привычный фразеологизм «докопаться до истины» получает в контексте «Котлована» предметное значение: рабочие, роющие котлован, в буквальном смысле пытаются докопаться до основ «будущего невидимого мира», до истины и «вещества существования». Таким образом, метафоре возвращается ее прямое значение.

Реализация метафоры - Регулярно используемый Платоновым художественный прием. Словам, утратившим в устойчивых речевых формулах свое прямое, предметное значение, возвращается изначальный смысл. Вот пример превращения переносного значения в прямое, совершающееся по наивной детской логике: заболевшая Настя просит Чиклина: «Попробуй, какой у меня страшный Жар Под кожей. Сними с меня рубашку, а то Сгорит, Выздоровлю - ходить не в чем будет!» «Жар» из симптома болезни превращается в предложении в настоящий огонь - и фраза достраивается с учетом нового значения слова.

До сих пор основная задача нашего анализа состояла в установлении закономерностей, определяющих стилистическое своеобразие платоновской прозы. Некоторые из особенностей языка писателя, как видим, могут поддаваться рациональному объяснению, и мы можем сделать вывод о художественной оправданности грамматических сбоев - нарушений лексической сочетаемости и синтаксического порядка слов в предложении. Элементарная единица текста у Платонова связана с высшими уровнями повествования - и этот тезис можно подкрепить многочисленными примерами.

Однако не менее убедительна и другая версия о «загадочном» и «необъяснимом» языке Плато-нова. Ее главный тезис кратко сформулирован М. Геллером: «Язык Платонова - язык, на котором говорит утопия, и язык, который она создает, чтобы на нем говорили. Язык утопии становится инструментом коммуникации и орудием формирования жителя идеальногообщества».

Язык утопии рассчитан не на понимание, а на запоминание. Официальная идеология провозгласила «построенный в боях социализм» идеальным обществом. Для утверждения фикции в качестве реальности понадобился «новояз» - язык утопии. В нем уже все есть, все вопросы и все ответы. Усвоение «новояза» не требует никаких усилий - достаточно лишь заучить правильные формулировки. Процесс освоения языка представлен в «Котловане» на примере Козлова: «Каждый день, просыпаясь, он вообще читал в постели книги, и, запомнив формулировки, лозунги, стихи, заветы, всякие слова мудрости, тезисы различных актов, резолюций, строфы песен и прочее, он шел в обход органов и организаций, где его знали и уважали как активную общественную силу...» Внутренняя речь Козлова передается в авторском повествовании в соответствующей терминологии: «Сегодня утром Козлов ликвидировал как чувство Свою любовь к одной средней даме».

Человеку, не желающему добровольно осваивать «новояз» утопии, все равно не скрыться от его всепроникающей навязчивости. На котлован для политического обучения масс, например, привозят радио, которое беспрерывно выдавало «смысл классовой жизни из трубы». «Товарищи, мы должны мобилизовать крапиву на фронт социалистического строительства!» (обратим внимание на то, что сугубо мирный процесс - строительство - представлен в военной терминологии: «мобилизовать», «фронт»; идеология тем самым утверждала пафос героического дерзания - в противовес рефлексии и «вечерним размышлениям»).

От него невозможно спрятаться: даже когда рупор сломался, не выдержав «силы науки» (последним был призыв «помочь скоплению снега на коллективных полях»), вместо него начал работать Сафронов. Слушателю не надо мучительно подыскивать слова, чтобы выразить свое чувство - в языке заранее есть готовые формулировки, под которые остается подогнать свои ощущения. Реальность, таким образом, замещается фантомом - «правильными» в своей бессмысленности формулировками.

В языке последовательно выдерживается принцип активиста: «будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта - все пойдут в организованный котел». Бессмысленное сочетание разнородных понятий, не стыкующихся друг с другом, попытка придать наукообразность «порожним» формулировкам - один из главных принципов высказывания. Показателен в этом отношении урок обучения грамоте в колхозе имени Генеральной Линии:

Макаровна приподнялась и с доверчивостью перед наукой заговорила:

Большевик, буржуй, бугор, бессменный председатель, колхоз есть благо бедняка, браво-браво-ленинцы! Твердые знаки ставить на бугре, большевике и еще на конце колхоза, а там везде мягкие места!»

Этот язык - деформированная, отраженная в кривом зеркале идеологии картина мира, которая должна заместить собственное представление человека о том, что его окружает.

Абсурдные сочетания - в рамках одной фразы - «истины» и «кофты» в своей нелепости создают комический эффект. Достаточно обратиться к формулировкам «козел есть рычаг капитализма» или «если... ты в авангарде лежишь, то привстань на локоть» - слова в них тянут в разные стороны и отталкиваются друг от друга, а их «насильственно» удерживают вместе.

Речь своих героев Платонов строит по «стандартам» эпохи: они, усваивая язык директив и лозунгов, пытаются изъясняться так же: «Вопрос встал принципиально, и надо его класть обратно по всей теории чувств и массового психоза». Формулировка Сафронова ничуть не хуже тех, которые он мог слышать по радио, или тех, которыми пользуется активист, заполняя ведомость «бедняцко-середняцкого благоустройства»: однаграфа называлась «перечень ликвидированного насмерть кулака как класса, пролетариатом, согласно имущественно-выморочного остатка». Разница лишь в том, что в официальной речи слова выпотрошены, лишены живого значения и призваны удостоверять принадлежность говорящего к правящему классу, а Сафронов видит все слова в их «предметном», осязаемом облике. Закон овеществления абстракций является для языка Платонова универсальным - и действует даже при пародировании идеологических клише.

Каламбуры, в основе которых лежит реализация метафоры, - устойчивый компонент платоновского обращения с идеологическими стереотипами. Формула «курс на интеллигенцию» в «Котловане» становится указанием того, Куда Идет герой - в буквальном значении: «Козлов... хотел идти к Прушевскому...

Ты что, Козлов, курс на интеллигенцию взял? Вон она сама спускается в нашу массу.

Прушевский шел на котлован...»

Стандартная публицистическая метафора «костер классовой борьбы», вложенная в уста Сафронова, перерастает в фантасмагорию конкретизации: «Мы уже не чувствуем Жара от костра классовой борьбы, А Огонь Должен быть: где же тогда Греться Активному персоналу».

Таким образом, смысловые смещения в рамках предложения, эпизода, сюжета - наиболее точное отражение сдвинутого миропонимания и мироустройства. Платоновский язык включает в себя обычные слова, но законы сочетаемости слов делают его структуру Сюрреалистической. Иными словами, сам язык и есть модель той фантастической реальности, в которой обитают персонажи и которую мы называем художественным миром Платонова.

Избыточностью в речи принято считать лишние слова, конструкции, обороты, содержание которых может быть передано более простым синонимическим оборотом. Иными словами, речевая избыточность есть многословие, создаваемое спонтанностью формулирования мысли и эмоциональным характером сообщаемого.

К речевой избыточности приводит стилистическая ошибка, стилистическая беспомощность автора, стилистическая небрежность, абсолютно ненужное топтание на месте в поисках способа выразить свою мысль.

А.П. Чехов в письме к брату заметил: «Краткость - сестра таланта». Действительно, не каждому удается высказаться лаконично, точно, без лишних слов, как в разговоре, так и в письме.

Многословие проявляется в следующих формах :

Навязчивое объяснение всем известных истин (пустословие)

Повторная передача одной и той же мысли

Абсурдность - утверждение самоочевидной истины

Комизм в ситуации, иногда драматической

Плеоназм - употребление близких по смыслу и, следовательно, излишних слов, соединение синонимов

Тавтология - явление лексической стилистики при повторении однокоренных слов и при соединении иноязычного и русского слова, дублирующего его значение

Повторение слов

Отдельные, изолированные слова и выражения, синтаксически не связанные с предложением, носящие или не носящие какой-либо смысловой нагрузки, т.е. сорные слова.

Многословие часто встречается как в устно-разговорной, так и в книжно-письменной речи.

В неподготовленной устно-разговорной речи избыточность может быть вызвана самыми разными факторами : желанием говорящего продлить свое высказывание, неумением кратко выразить мысль и подобрать нужные слова, стремлением как можно подробнее и эмоциональнее описать событие и т.п.

Что касается книжно - письменной речи, здесь автор применяет прием многословия при передаче языка персонажа, стиля его речи, характера. Речевая избыточность проявляется в диалогах и монологах героев произведения. Также примеры многословия можно встретить в газетах и журналах, рекламах, при чтении докладов, рефератов. Но в таких случаях многословие принимается как стилистическая ошибка, требующая специальной правки.

Можно рассмотреть на примере каждый случай проявления речевой избыточности.

Навязчивое объяснение известных всем истин привлекает внимание.

Чай полезен для здоровья. Чай не вреден для организма. Настоящий листовой чай никто не заменит, т.к. он благотворно влияет на многие органы человека.

Чай полезен для здоровья человека.

Хотя информация концентрируется в одном предложении, многословие в рекламе, возможно, необходимо, т.к., ее цель - обратить на себя внимание, навязать рекламный продукт, внушить потребителям мысль покупать именно рекламируемый чай.

“Tom!” Dwyer said excitedly. “I"ve been hanging around and hanging around waiting to her from you. Jesus, I was worried. I thought maybe you were dead…”

Многословие Кролика из романа «Богач, бедняк» вызвано его волнением и радостью оттого, что он, наконец, услышал друга и не надо больше томиться в неизвестности и ожидании новостей. Поэтому Кролик дважды повторяет фразу I"ve been hanging around , чтобы передать свои чувства.

Абсурдность (ляпалиссиады) - утверждение самоочевидной истины.

Покойник был совершенно мертв.

Смысл предложения абсурден, ведь итак совершенно ясно, что если покойник, то мертвый. Нельзя сказать: «Покойник был немного (чуть-чуть, очень, полностью, и т.п.) мертв».

Такой пример многословия называют ляпалиссиадами, по имени маршала маркиза Ля Палиса. О его гибели солдаты сочинили песню, где были такие слова:

«Наш командир еще за 25 минут до своей смерти был жив».

В ляпалиссиадах нередко сочетаются нелепость, комизм и, одновременно, трагизм ситуации.

“He"s dead all right,” said Mr. Tate. “He"s good and dead. He won"t hurt these children again”.

Данную фразу также можно отнести к ляпалиссиадам, т.к. сочетание слов «хороший» и «мертвый» нелепо, но оно относится к отрицательному персонажу, поэтому значение не несет жуткого оттенка. «Мертв, окончательно и бесповоротно» звучит, как констатация факта.

Плеоназм

Другая форма речевой избыточности - плеоназм - есть употребление в речи близких по смыслу и потому излишних слов либо синонимов:

Бесполезная трата, основную суть, еще мучительней, окружен со всех сторон, тайный секрет, main priorities, favourite hobby, once more и т. п.

Подобные выражения нуждаются в правке, т.к. являются стилистической ошибкой.

Плеоназмы также встречаются в фольклоре.

Грусть-тоска, путь-дорожка, рыба-кит, море-окиян, заря-заряница, pussy-cat.

Плеоназмы, появляющиеся при соединении синонимов:

Долгий, длинный день; храбрый и смелый, только, лишь; тем не менее, однако; expensive treasures, obstinate and insistent.

Мнимый плеоназм - яркий стилистический прием как средство усиления выразительности речи.

Тавтология - это разновидность плеоназма, которая возникает при повторении однокоренных слов, при соединении русского и иноязычного слов с одинаковым значением (скрытая тавтология).

Рассмотрим примеры:

Тавтология как повторение однокоренных слов:

Умножить во сто раз, рассекретить секрет, рассказать рассказ, масло масляное, изведать неизведанное, all is well that ends well, business is business.

В подобных случаях тавтология нередко считается за ошибку и необходима правка.

Однако некоторые однокоренные слова не могут заменяться синонимами, потому что являются единственными носителями значений:

Юные футболисты тренируются на поле с тренером.

Он болел всеми возможными болезнями.

Эти цветы расцветают в июне.

Курильщикам трудно отвыкнуть от этой пагубной привычки.

Закрой кастрюлю большой крышкой.

The Reserve is always ready to meet its guests and show them the natural richness it preserves.

The students studied Maths.

“She"s dead, son,” said Atticus. “She died a few minutes ago.”

Тавтология также неизбежна в случаях, когда применяется терминологическая лексика:

Звеньевой полеводческого звена доложил об успехах.

Следователи прокуратуры расследовали данное преступление исключительно короткие сроки.

Лаборанты химической лаборатории учатся в университете заочно.

Our old teacher has been teaching Maths for thirty years since 1952.

В последнее время в связи с развитием языков - появлением новых слов, устареванием других, изменением значения и утратой словообразовательных связей - тавтологией не считаются словосочетания с общим этимологическим корнем:

Красная краска, утро - завтра, белое белье, черные чернила.

Примеры скрытой тавтологии:

VIP-персоны, памятные сувениры, мемориальный памятник, первый дебют, ребенок-вундеркинд.

В каждом примере оба слова имеют одно значение, но слова «памятник», «памятные», «первый», «ребенок» являются русскими, а «сувениры», «дебют», «мемориальный», «вундеркинд» - иноязычными.

В примере «VIP-персоны» наблюдается случай, когда говорящий не понимает иноязычной аббревиатуры «VIP» (очень важная персона) и дополняет ее заимствованным словом «персоны». В итоге получается скрытая тавтология и тавтология с повторением однокоренных слов.

Но иногда тавтология переходит в разряд допустимых словосочетаний. Это объясняется изменением значения слова и тем, что подобная комбинация закрепилась в речи:

Период времени, реальная действительность, экспонат выставки.

В научном и официально-деловом стиле также не считается тавтологией применение однокоренных слов в сочетании с аббревиатурой или словом, состоящим из двух корней:

Система СИ (система Система Интернациональная), сеть Интернет (сеть Международная сеть).

Тавтология также допустима, если используется как стилистический прием, усиливающий действенность речи, делающий ее более экспрессивной. Примеры такой тавтологии встречаются и в устной, и в художественной речи.

Всякая всячина, суета сует, горе горькое, диво дивное, сослужить службу.

«Ой, полным-полна моя коробушка»

«Ой, снег-снежок , белая метелица»

Часто тавтология присутствует во фразеологических оборотах.

Ходить ходуном, сидеть сиднем, пропадать пропадом, есть поедом, видать виды, набит битком, all in all, day in and day out.

Т.к. тавтология как стилистический прием является действенным способом, усиливающим эффект высказывания и выделяющийся своей необычностью, ее используют для газетных заголовков, в рекламе, в выступлениях на публике. Таким образом, привлекается внимание на важную информацию, значимые понятия.

«На белый террор ответим красным террором » (В.И. Ленин)

«Победителю ученику от побежденного учителя » (Жуковский

«Шаг вперед, два шага назад » (Ленин)

«Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма» (К. Маркс)

«Неразгаданные загадки прошлого» (из газеты)

All is well that ends well.

Penny saved is a penny earned.

Easy come, easy go.

Очень распространен прием, когда однокоренные слова сопоставляются как синонимы или антонимы. Обычно такой прием обращает на себя внимание и усиливает эффект.

«знакомый незнакомец»

«не стареют старики»

«рыжий рыжик»

«маленькие мелочи»

«скучная, нудная перемена»

Identification of UFO (unidentified flying object)

The Inspector described how, after a witness" description of the burglar had been given on the show, dozens of people telephoned the police, all identifying the same suspect.

В эмоционально-экспрессивной речи повторение звуков, тавтологические повторы могут стать выразительным средством фоники.

«Топот, топот, топот копыт Вихрем, вихрем всадник летит»

Повторение звуков [т] - [п], [в] - [х] - [р] и корней в словах при произнесении создают эффект скорости и стука копыт мчащихся всадников.

Punk, punk, punk, her needle broke the taut circle. She stopped, and pulled the cloth tighter: punk-punk-punk. She was furious.

Звуки [р], [t] и в звукоподражательных и в других словах фразы воссоздают картину происходящего: нервный шорох иглы, втыкающейся в материю, быстрые движения, еле сдерживаемая ярость, которая вот-вот вырвется наружу.

Тавтология используется также для создания комизма, сатирической окраски и в юмористических рассказах, фельетонах, анекдотах, шутках.

Повторение слов

Повторение слов также может быть проявлением речевой избыточности. Лексические повторы объясняются неумением говорящего или пишущего четко выразить свою мысль. В письменной речи такие высказывания требуют редакторской правки, если не являются стилистическим приемом, усиливающим выразительность речи. Лексические повторы выполняют разнообразные стилистические функции: помогают выделить важное во фразе, привлечь внимание, создать поэтическое настроение или комическую ситуацию.

Словесные повторы характерны как для разговорной, так и для письменной речи. Если в письменной многократное нанизывание слов играет роль стилистического приема и может быть подвергнуто правке, то в устно-разговорной речи повторение слов бывает избыточным, ошибочным либо усиливает эмоциональную окрашенность.

Ученики гимназии заняли первые места на олимпиадах школьников города. Все ученики-победители олимпиад были приглашены на прем к губернатору. Родители учеников получили также приглашения.

Многократное повторение слов излишне. Все три предложения можно заменить одним:

Ученики гимназии, победившие на олимпиадах, и их родители были приглашены на прием к губернатору.

“He had guts enough to pester a poor colored woman, he had guts enough to pester Judge Taylor when he thought the house was empty, so do you think he"da met you to your face in daylight?”

В данном примере достаточно было бы более сжатой фразы “He had guts enough to pester a poor colored woman and Judge Taylor when he thought the house was empty, so do you think he"da met you to your face in daylight?”. Но и тогда автору пришлось бы искать другие приемы, чтобы выразить многократность и мерзкий характер действий персонажа и презрительное отношение к нему говорящего.

Употребление так называемых «сорных» слов «как-бы», «на самом деле», «значит», «ну», «вот», «то есть» - это яркий пример избыточности в речи как ошибки. Подобные слова не несут ни смысловой, ни эмоциональной нагрузки. Стилистически они абсолютно не связаны с предложением, и при их пропуске его значение не пострадает.

Следовательно, избыточность во всех ее формах обусловлена двумя функциями - эмфатической и дублирующей. Эмфатическая заключается в том, что совокупность структурно - семантических связей внутри предложения (макротекст), содержит оценку факта, который вызывает эмоциональную реакцию слушающего. Дублирующая функция заключается в повторяющихся элементах макротекста.

Тезис о "странноязычии" Платонова в литературоведении стал уже общим местом. Действительно, поэтика грамматического сдвига, "неуравновешенный" синтаксис, "произвол" в сочетании слов - все это отличительные особенности художественного языка Платонова.

Обратимся к одной только фразе Платонова.

Вечернее электричество было уже зажжено на построечных лесах, но полевой свет тишины и вянущий запах сна приблизились сюда из общего пространства и стояли нетронутыми в воздухе.

Если попытаться прочитать это предложение на языке привычных понятий, то "искрить" начнет едва ли не каждое словосочетание. Традиционный поэтический оборот "вечерний свет" под пером Платонова превращается в инженерно-техническое и какое-то не совсем правильное "вечернее электричество". "Свет тишины" обращает на себя внимание синтезом зрительных и слуховых ощущений. "Запах сна" повергает читателя в размышление - то ли это смелая метафора, то ли замаскированная синестетическая конструкция, в которой соединяются обонятельные и зрительные ощущения (а сон - это тот "фильм", который смотрят спящие); может возникнуть и самое неожиданное предположение - о том, что у сна на самом деле бывает свой запах и фразу надо понимать буквально. Но самое странное - свет и запах "стояли нетронутыми в воздухе"! Как будто есть кто-то, для кого это возможно - прикоснуться к свету и запаху.

Но это только внешний, "посторонний" взгляд на логику платоновского языка. В составе целого смысловой объем процитированного предложения увеличивается за счет контекстуальных значений каждого слова. Говоря о структуре художественного пространства, мы заметили, что оно вбирает в себя два проницаемых друг для друга сюжетных подпространства - городское и деревенское. В описании вечера как раз и происходит соединение этих подпространств. В результате "общее пространство" предстает одновременно в двух своих ипостасях ("полевой свет" и "построечные леса" общепролетарского дома).

Еще одна ярко выраженная "платоновская" особенность - превращение невещественного в "вещество существования". "Свет тишины" и "запах сна" из абстрактных понятий делаются конкретными - в процитированном предложении они локализуются и опредмечиваются. Более того, эта "приобретенная" предметность специально подчеркивается - свет и запах "стояли нетронутыми", следовательно, потенциально они доступны осязательному восприятию. Летний вечер в буквальном смысле становится все более и более ощутимым - его восприятие складывается из зрительных, слуховых, обонятельных, осязательных ощущений.

Сформулируем один предварительный вывод: в прозе Платонова слово является не только самостоятельной смысловой единицей (или единицей словосочетания); оно насыщается множеством контекстуальных значений и становится единицей высших уровней текста - например, сюжета и художественного пространства. Слово должно пониматься не только в его общеязыковом (словарном) значении, но и в значении контекстуальном - причем контекстом нужно признать все произведение.

Сложность восприятия языка Платонова состоит еще и в том, что его фраза практически непредсказуема - точнее сказать, она почти никогда не соответствует ожиданиям читателя. Воспитанному на образцовом литературном языке читателю сложно представить, что у сознательности бывает "сухое напряжение", что жалобной бывает не только песня или (не будем пренебрегать канцеляризмами) книга - жалобной становится девочка Настя. Если фраза начинается со слов: "На выкошенном пустыре пахло..." - то читатель прежде всего подумает, что недостающим словом должно быть "сеном". И ошибется, потому что по-платоновски - "пахло умершей травой" (обратим внимание на то, как в проходной, на первый взгляд, фразе проводится одна из важнейших тем "Котлована" - смерти и жизни).

Невозможность спрогнозировать течение платоновской фразы стала основной причиной отсутствия пародий на Платонова. При том, что у литературных пародистов 1930-х гг. было множество пародий на любого из крупных писателей той поры, Платонов всегда оставался "безнаказанным". Подвижность грамматических соединений, движение слов "вкось и вкривь" не давало возможности сформулировать "общий закон" платоновского стиля - а потому делало его "неприспособленным" для пародирования.

Однако определенные закономерности платоновской стилистики все же найти можно. Остановимся на тех языковых явлениях, которые встречаются в тексте "Котлована" регулярно и основываются на сходных закономерностях.

Уже первое предложение повести останавливает внимание читателя излишними уточнениями и подробностями: "В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования". Избыточное уточнение - "личной жизни", казалось бы, без потери для общего смысла фразы можно исключить. Однако такого рода избыточные подробности будут поджидать читателя на каждой странице: "он любил... следить за прохожими мимо", "по стеклу поползла жидкость слез", "Елисей не имел аппетита к питанию", "свалился вниз", "лег... между покойными и лично умер" и т. д. С точки зрения нормативной стилистики такие словосочетания следует отнести к плеоназмам - "избыточным" выражениям, в которых используются лишние слова, уже не являющиеся необходимыми для понимания смысла. Платонов, тем не менее, почти никогда не избегает плеоназма там, где без него можно было бы обойтись. Можно предположить, что в поэтике Платонова плеоназм - это способ "материализации подтекста: избыточность конкретизации призвана заполнить смысловые пустоты "само собой разумеющегося". Логическая ясность не означает фактической достоверности - и потому плеоназм становится необходимым приемом в "предметном" изображении того или иного явления.

Еще одна особенность языка Платонова - нарушение лексической сочетаемости слов. Самый простой случай - соединение в одной фразе стилистически разнородных слов. Например, в предложении "С телег пропагандировалось молоко" явно не стыкуются идеологически маркированное слово "пропагандировать" и аполитичные "телеги" и "молоко". Сферы употребления этих слов столь разнятся, что, столкнувшись в одной фразе, слова начинают тянуть в противоположные стороны. Отсюда - комический эффект, но эффект незапланированный: в этом предложении выразились вполне серьезные ностальгические, размышления платоновского героя, в сознании которого причудливо слились официальная пропаганда и воспоминания детства.

Многочисленные формулировки типа "безжалостно родился", "выпуклая бдительность актива", "текла неприютная вода", "тоскливая глина", "трудное пространство" интуитивно безошибочно понимаются читателем - но дать им рациональное объяснение крайне сложно. Особенность таких "неправильных" сочетаний состоит в том, что определение (или обстоятельство) относится течением фразы "не к тому" существительному (глаголу). В словосочетании "тоскливая глина" прилагательное указывает не на качество глины, а на психологическое состояние землекопа и должно быть грамматически связано именно со словом "землекоп". "Трудное пространство" оказывается трудным не само по себе - таким оно воспринимается платоновским героем. Прилагательное вновь оказывается как бы на чужом месте, точнее сказать, на месте прилагательного должна была бы стоять категория состояния - "человеку было трудно (в пространстве)". Однако смысловые границы "оригинальной" (платоновской) фразы и "переводной" не совпадают: в оригинале определение относится не только к миру человека, но и к состоянию мира и к природе в целом.

Достаточно регулярно Платонов прибегает к замене обстоятельств определениями. В этом случае грамматическая "неправильность" оборота возникает из-за неверной адресации признака - вместо предмета действия (и, соответственно, наречия) указывается признак предмета (используется прилагательное). Отсюда возникают сочетания типа "постучать негромкой рукой", "дать немедленный свисток", "ударить молчаливой головой". С позиций нормативного, литературного языка следовало бы поменять порядок слов в предложении и восстановить обстоятельства: "негромко постучать (рукой)", "немедленно дать свисток", "молча ударить головой". Однако для поэтики Платонова такой вариант чужд: в мире писателя свойства и качества "вещества существования" важнее и значимее, чем характер действия. Следовательно, выбор падает не на наречие (признак действия), а на прилагательное (признак предмета или явления).

"Вещественность" видения мира делает возможным и сочетание качественно разнородных предметов и явлений - поскольку все они имеют равные права в глазах героев и повествователя. Отсюда - "волновались кругом ветры и травы от солнца"; "от лампы и высказанных слов стало душно и скучно". В равной степени сопоставляться могут солнце и слепота, грусть и высота. Обычно менее знакомое и понятное явление в сравнении уподобляется более знакомому. У Платонова же сравнение основывается не на сопоставлении признаков, проявленных в большей или меньшей степени, - составные элементы его сравнения вообще лежат в разных областях лексики. Во фразе "точно грусть - стояла мертвая высота над землей" сравниваются эмоциональное состояние и физическое измерение; в предложении "люди валились, как порожние штаны" составные части сравнения кажутся несопоставимыми из-за разницы в их положении в системе ценностей человека.

Абстрактные понятия у Платонова - это чаще всего бывшие абстрактными существительные. В контексте "Котлована" понятия "истина", "счастье", "революция", "бдительность", "время" становятся вещественными, осязаемыми и воспринимаются героями как вполне конкретные предметы. Они доступны именно осязательному ощущению: "Чиклин... погладил забвенные всеми тесины отвыкшей от счастья рукой"; "он не знал, для чего ему жить иначе - еще вором станешь или тронешь революцию". Еще один пример: разозлившись на активиста, раскутавшего умирающую Настю, Чиклин дал ему "ручной удар в грудь", отказавшись от предложенного Жачевым железного прута отнюдь не из гуманных соображений: "Я сроду не касался человека мертвым оружием: как же я тогда справедливость почувствую?"

Подобным образом и Вощев полагает, что истина непременно должна храниться в теле человека: "Вощев... желал хотя бы наблюдать его (смысл существования – Т. К.) в веществе тела другого, ближнего человека..." Не случайно и привычный фразеологизм "докопаться до истины" получает в контексте "Котлована" предметное значение: рабочие, роющие котлован, в буквальном смысле пытаются докопаться до основ "будущего невидимого мира", до истины и "вещества существования". Таким образом, метафоре возвращается ее прямое значение.

Реализация метафоры - регулярно используемый Платоновым художественный прием. Словам, утратившим в устойчивых речевых формулах свое прямое, предметное значение, возвращается изначальный смысл. Вот пример превращения переносного значения в прямое, совершающееся по наивной детской логике: заболевшая Настя просит Чиклина: "Попробуй, какой у меня страшный жар под кожей. Сними с меня рубашку, а то сгорит, выздоровлю - ходить не в чем будет!" "Жар" из симптома болезни превращается в предложении в настоящий огонь - и фраза достраивается с учетом нового значения слова.

До сих пор основная задача нашего анализа состояла в установлении закономерностей, определяющих стилистическое своеобразие платоновской прозы. Некоторые из особенностей языка писателя, как видим, могут поддаваться рациональному объяснению, и мы можем сделать вывод о художественной оправданности грамматических сбоев - нарушений лексической сочетаемости и синтаксического порядка слов в предложении. Элементарная единица текста у Платонова связана с высшими уровнями повествования - и этот тезис можно подкрепить многочисленными примерами.

Однако не менее убедительна и другая версия о "загадочном" и "необъяснимом" языке Платонова. Ее главный тезис кратко сформулирован М. Геллером: "Язык Платонова - язык, на котором говорит утопия, и язык, который она создает, чтобы на нем говорили. Язык утопии становится инструментом коммуникации и орудием формирования жителя идеального общества".

Язык утопии рассчитан не на понимание, а на запоминание. Официальная идеология провозгласила "построенный в боях социализм" идеальным обществом. Для утверждения фикции в качестве реальности понадобился "новояз" - язык утопии. В нем уже все есть, все вопросы и все ответы. Усвоение "новояза" не требует никаких усилий - достаточно лишь заучить правильные формулировки. Процесс освоения языка представлен в "Котловане" на примере Козлова: "Каждый день, просыпаясь, он вообще читал в постели книги, и, запомнив формулировки, лозунги, стихи, заветы, всякие слова мудрости, тезисы различных актов, резолюций, строфы песен и прочее, он шел в обход органов и организаций, где его знали и уважали как активную общественную силу..." Внутренняя речь Козлова передается в авторском повествовании в соответствующей терминологии: "Сегодня утром Козлов ликвидировал как чувство свою любовь к одной средней даме".

Человеку, не желающему добровольно осваивать "новояз" утопии, все равно не скрыться от его всепроникающей навязчивости. На котлован для политического обучения масс, например, привозят радио, которое беспрерывно выдавало "смысл классовой жизни из трубы". "Товарищи, мы должны мобилизовать крапиву на фронт социалистического строительства!" (обратим внимание на то, что сугубо мирный процесс - строительство - представлен в военной терминологии: "мобилизовать", "фронт"; идеология тем самым утверждала пафос героического дерзания - в противовес рефлексии и "вечерним размышлениям ").

От него невозможно спрятаться: даже когда рупор сломался, не выдержав "силы науки" (последним был призыв "помочь скоплению снега на коллективных полях"), вместо него начал работать Сафронов. Слушателю не надо мучительно подыскивать слова, чтобы выразить свое чувство - в языке заранее есть готовые формулировки, под которые остается подогнать свои ощущения. Реальность, таким образом, замещается фантомом - "правильными" в своей бессмысленности формулировками.

В языке последовательно выдерживается принцип активиста: "будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта - все пойдут в организованный котел". Бессмысленное сочетание разнородных понятий, не стыкующихся друг с другом, попытка придать наукообразность "порожним" формулировкам - один из главных принципов высказывания. Показателен в этом отношении урок обучения грамоте в колхозе имени Генеральной Линии:

Макаровна приподнялась и с доверчивостью перед наукой заговорила:

Большевик, буржуй, бугор, бессменный председатель, колхоз есть благо бедняка, браво-браво-ленинцы! Твердые знаки ставить на бугре, большевике и еще на конце колхоза, а там везде мягкие места!"

Этот язык - деформированная, отраженная в кривом зеркале идеологии картина мира, которая должна заместить собственное представление человека о том, что его окружает.

Абсурдные сочетания - в рамках одной фразы - "истины" и "кофты" в своей нелепости создают комический эффект. Достаточно обратиться к формулировкам "козел есть рычаг капитализма" или "если... ты в авангарде лежишь, то привстань на локоть" - слова в них тянут в разные стороны и отталкиваются друг от друга, а их "насильственно" удерживают вместе.

Речь своих героев Платонов строит по "стандартам" эпохи: они, усваивая язык директив и лозунгов, пытаются изъясняться так же: "Вопрос встал принципиально, и надо его класть обратно по всей теории чувств и массового психоза". Формулировка Сафронова ничуть не хуже тех, которые он мог слышать по радио, или тех, которыми пользуется активист, заполняя ведомость "бедняцко-середняцкого благоустройства": одна графа называлась "перечень ликвидированного насмерть кулака как класса, пролетариатом, согласно имущественно-выморочного остатка". Разница лишь в том, что в официальной речи слова выпотрошены, лишены живого значения и призваны удостоверять принадлежность говорящего к правящему классу, а Сафронов видит все слова в их "предметном", осязаемом облике. Закон овеществления абстракций является для языка Платонова универсальным - и действует даже при пародировании идеологических клише.

Каламбуры, в основе которых лежит реализация метафоры, - устойчивый компонент платоновского обращения с идеологическими стереотипами. Формула "курс на интеллигенцию" в "Котловане" становится указанием того, куда идет герой - в буквальном значении: "Козлов... хотел идти к Прушевскому...

Ты что, Козлов, курс на интеллигенцию взял? Вон она сама спускается в нашу массу.

Прушевский шел на котлован..."

Стандартная публицистическая метафора "костер классовой борьбы", вложенная в уста Сафронова, перерастает в фантасмагорию конкретизации: "Мы уже не чувствуем жара от костра классовой борьбы, а огонь должен быть: где же тогда греться активному персоналу".

Таким образом, смысловые смещения в рамках предложения, эпизода, сюжета - наиболее точное отражение сдвинутого миропонимания и мироустройства. Платоновский язык включает в себя обычные слова, но законы сочетаемости слов делают его структуру сюрреалистической. Иными словами, сам язык и есть модель той фантастической реальности, в которой обитают персонажи и которую мы называем художественным миром Платонова.

Речевая избыточность
(многословие)

"Краткость - сестра таланта", - утверждал А. П. Чехов. Об этом необходимо помнить всем, кто хочет совершенствовать свой слог. Прочитаем предложение: "Учащиеся школ, в которых они проходят обучение, пришли на линейки, посвященные началу нового учебного года, чтобы вновь сесть за парты, продолжить обучение в стенах родного учебного заведения ". Этот, конечно, нарочито перегруженный однокоренными словами пример убедительно показывает абсурдность многословия, или речевой избыточности . Мы часто впадаем в этот грех, если не следим за речью.
Небрежность или беспомощность пишущего обычно приводят к многословию, а краткость и ясность формулировок достигаются в результате напряженной работы со словом. Экономное, точное выражение мысли - важнейшее требование стилистики, которое мы, к сожалению, так часто не выполняем. Не будем ходить далеко за примерами, обратимся к стилю ученических сочинений. В числе стилистических недочетов в них постоянно приходится указывать многословие: "Силы "темного царства" объединились воедино против бросившей им вызов натуры "; "Жители города Калинова живут однообразной, безрадостной жизнью ". Такое употребление однокоренных слов порождает тавтологию (от греч. tauto - то же самое, logos - слово).
Классический пример тавтологии - "масло масляное". А вот другие образчики тавтологии, которые не придуманы, а взяты из самой жизни: "можно спросить вопрос ?"; "например, такой пример "; "это явление является... "; "закономерно вытекает закономерность "; "умножить во много раз "; "возобновить вновь ".
В одном из сочинений читаем: "Катерина заранее предчувствует свою гибель... Она не может возвратиться обратно в дом Кабановых и лучше предпочитает гибель повседневной обыденности безрадостной и тоскливой жизни, в которой бесполезно пропадают все благородные порывы ее возвышенной души ". Мы выделили словосочетания, в которых употреблены ненужные уточняющие слова . Такая форма многословия получила название плеоназм (от греч. pleonasmos - излишество). Плеоназмы возникают при употреблении ненужных определений (главная суть, ценные сокровища, темный мрак, повседневная обыденность, почувствовать заранее ), лишних обстоятельств (вернуться обратно, упал вниз ), а также в результате неоправданного нанизывания синонимов (закончить, завершить, выполнить задание ). Зачем объяснять вещи, которые и без того понятны: "Он говорил, жестикулируя руками (а чем еще?)"; "Макет, который так старательно клеили ребята, Вадим топтал ногами (а можно топтать руками?)". Исключите выделенные слова, и смысл нисколько не пострадает.
М. Горький, читая произведения начинающих писателей, обращал внимание на многословие. Например, ему не понравился отрывок: "Работали молча, без слов. В продолжение двух часов рытья окопов работавшие рядом бойцы не обменялись ни единым словом ". На полях М. Горький заметил: "Какой смысл писать "молча, без слов ", когда ведь ясно, что, если человек молчит, он не говорит ". В другом случае против слов "красноармеец бредил о своей родной семье " М. Горький указал: "Не следует удваивать "своей, родной ". Подобные же исправления в рукописях молодых авторов делал и А. П. Чехов. Так, он подчеркнул "неловкое выражение" страсть к графомании и объяснил: "Не годится, потому что слово графомания содержит уже в себе понятие - страсть ".
Плеонастическими можно считать такие, например, сочетания: в мае месяце, так например, планы на будущее, неиспользованные резервы, простаивать без дела, поступательное движение вперед .
Речевую избыточность порождает и соединение иноязычного слова с русским, дублирующим его значение (памятные сувениры, необычный феномен, движущий лейтмотив, биография жизни, своя автобиография, в конечном итоге, мизерные мелочи, ведущий лидер, ответная контратака, народный фольклор, демобилизоваться из армии ). В таких случаях говорят о скрытой тавтологии , так как русское слово повторяет значение заимствованного. Например, сувенир - французское слово, означающее "подарок на память", "вещь, связанная с воспоминаниями", и к нему еще добавляют памятный ; биография - греческое слово, означающее "жизнеописание", автобиография - "жизнеописание какого-нибудь лица, составленная им самим", поэтому уточняющие слова при них неуместны.

Однако некоторые сочетания подобного типа все же закрепляются в языке, что обычно связано с изменением значений входящих в них слов. Примером утраты тавтологичности может быть сочетание "период времени ". Лингвисты прошлого считали это выражение избыточным, так как греческое по происхождению слово "период" значит "время". Однако постепенно это слово стало обозначать "промежуток времени", что сделало возможным закрепление его в названном сочетании. Из других, вначале избыточных, словосочетаний закрепились такие: реальная действительность, монументальный памятник, экспонаты выставки, букинистическая книга и некоторые другие. В них определения перестали быть простым повторением основного признака, заключенного в существительном. Не требует стилистической правки и тавтология, возникающая при употреблении аббревиатур и устойчивых сочетаний в научном и официально-деловом стилях: институт БелНИИСХ, завершить ремонтные работы в запланированный период времени и т. п.
Не только скрытую, но и явную тавтологию порой приходится признать допустимой, потому что в речи могут столкнуться однокоренные слова, которые не имеют синонимов: загадать загадку, постелить постель и т. д. Неизбежно и использование некоторых сочетаний, включающих терминологическую лексику: словарь иностранных слов, бригадир первой бригады, следственными органами ведется расследование и т. д.
В устном народном творчестве особой стилистической приметой стали такие плеонастические сочетания , как путь-дороженька, море-окиян, грусть-тоска , в них соединяются синонимы или близкие по значению слова. Ярким стилистическим приемом может быть и тавтология. Так, усиливают эмоциональность высказывания сочетания, получившие устойчивый характер в разговорной речи: сослужить службу, всякая всячина, горе горькое и т. п., а также фразеологизмы: есть поедом, видать виды, сиднем сидеть и др.
Более того, иногда писатели намеренно прибегают к тавтологии. Вы помните название интересной книги о языке "Живой как жизнь" Корнея Чуковского? Ее автор в качестве заглавия использовал крылатые слова Гоголя, который с жизнью сравнивал вечно развивающийся, обновляющийся организм - национальный язык. Как же отнестись в этом случае к повторению однокоренных слов? Это случайность, небрежность? Нет, это повторение, конечно, не случайно, оно оправдано как стилистический прием, увеличивающий действенность речи . В художественных произведениях нередко и плеоназмы используются для усиления выразительности речи, например: Не оборачивайся, Эвридика, назад, в провал беспамятного сна (П. Антокольский).
Юмористы используют тавтологические сочетания с целью каламбура : сталкивая однокоренные слова, они подчеркивают их смысловую общность. Вспомните у Н.В. Гоголя его знаменитое "Позвольте вам этого не позволить " или у М.Е. Салтыкова-Щедрина: "Писатель пописывает, а читатель почитывает ". Подобную же "смешную" тавтологию находим у В. Маяковского: "Все хорошо: поэт поет, критик занимается критикой" . В юмористических текстах нагромождение одинаковых слов и выражений отражает комизм описываемой ситуации. Как тут не вспомнить название фильма "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю "!
К тавтологии как к средству усиления выразительности речи , часто прибегают поэты: И вдруг белым-бела березка в угрюмом ельнике одна (В. Солоухин); публицисты употребляют тавтологические сочетания, чтобы подчеркнуть особо важные понятия : Все меньше у природы остается неразгаданных загадок . Важную смысловую функцию выполняет тавтология в заголовках газетных статей : "Крайности Крайнего Севера "; "Случаен ли несчастный случай ?"

По материалам:
Розенталь Д.Э., Голуб И.Б. Секреты стилистики. - М.: Рольф, 1996.
Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный русский язык. - М.: Рольф, 2002.