Сны Веры Павловны (из романа Что делать?, Н. Г

Четвертый сон Веры Павловны

И снится Вере Павловне сон, будто:

Доносится до нее знакомый, - о, какой знакомый теперь! - голос издали, ближе, ближе, -

Wie herrlich leuchtet

………………………………

………………………………

О любовь моя, теперь я знаю всю твою волю; я знаю, что она будет; но как же она будет? Как тогда будут жить люди?

Я одна не могу рассказать тебе этого, для этого мне нужна помощь моей старшей сестры, - той, которая давно являлась тебе. Она моя владычица и слуга моя. Я могу быть только тем, чем она делает меня; но она работает для меня. Сестра, приди на помощь.

Является сестра своих сестер, невеста своих женихов.

Здравствуй, сестра, - говорит она царице, - здесь и ты, сестра? - говорит она Вере Павловне. - Ты хочешь видеть, как будут жить люди, когда царица, моя воспитанница, будет царствовать над всеми? Смотри.

Здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах, - или нет, теперь ни одного такого! Оно стоит среди нив и лугов, садов и рощ. Нивы - это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, густые, изобильные, изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел такие зерна? Только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зернами. Поля - это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. Сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абрикосы, - как же они растут на открытом воздухе? О, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето; да, это оранжереи, раскрывающиеся на лето. Рощи - это наши рощи: дуб и липа, клен и вяз, - да, рощи те же, как теперь; за ними очень заботливый уход, нет в них ни одного больного дерева, но рощи те же, - только они и остались те же, как теперь. Но это здание, - что ж это, какой оно архитектуры? теперь нет такой; нет, уж есть один намек на нее, - дворец, который стоит на Сайденгамском {43} холме: чугун и стекло, чугун и стекло - только. Нет, не только: это лишь оболочка здания, это его наружные стены; а там, внутри, уж настоящий дом, громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галереи по всем этажам. Какая легкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей! его каменные стены - будто ряд пилястров, составляющих раму для окон, которые выходят на галерею. Но какие это полы и потолки? Из чего эти двери и рамы окон? Что это такое? серебро? платина? да и мебель почти вся такая же, - мебель из дерева тут лишь каприз, она только для разнообразия, но из чего ж вся остальная мебель, потолки и полы? «Попробуй подвинуть это кресло», - говорит старшая царица. Эта металлическая мебель легче нашей ореховой. Но что ж это за металл? Ах, знаю теперь, Саша показывал мне такую дощечку, она была легка, как стекло, и теперь уж есть такие серьги, брошки; да, Саша говорил, что, рано или поздно, алюминий заменит собою дерево, может быть, и камень. Но как же все это богато! Везде алюминий и алюминий, и все промежутки окон одеты огромными зеркалами. И какие ковры на полу! Вот в этом зале половина пола открыта, тут и видно, что он из алюминия. «Ты видишь, тут он матовый, чтобы не был слишком скользок, - тут играют дети, а вместе с ними и большие; вот и в том зале пол тоже без ковров, - для танцев». И повсюду южные деревья и цветы; весь дом - громадный зимний сад.

Но кто же живет в этом доме, который великолепнее дворцов? «Здесь живет много, очень много; иди, мы увидим их». Они идут на балкон, выступающий из верхнего этажа галереи. Как же Вера Павловна не заметила прежде? «По этим нивам рассеяны группы людей; везде мужчины и женщины, старики, молодые и дети вместе. Но больше молодых; стариков мало, старух еще меньше, детей больше, чем стариков, но все-таки не очень много. Больше половины детей осталось дома заниматься хозяйством: они делают почти все по хозяйству, они очень любят это; с ними несколько старух. А стариков и старух очень мало потому, что здесь очень поздно становятся ими, здесь здоровая и спокойная жизнь; она сохраняет свежесть». Группы, работающие на нивах, почти все поют; но какой работою они заняты? Ах, это они убирают хлеб. Как быстро идет у них работа! Но еще бы не идти ей быстро, и еще бы не петь им! Почти все делают за них машины - и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, - люди почти только ходят, ездят, управляют машинами; и как они удобно устроили себе; день зноен, но им, конечно, ничего: над тою частью нивы, где они рабо354 тают, раскинут огромный полог; как подвигается работа, подвигается и он, - как они устроили себе прохладу! Еще бы им не быстро и не весело работать, еще бы им не петь! Этак и я стала бы жать! И всё песни, всё песни, - незнакомые, новые; а вот припомнили и нашу; знаю ее:

Будем жить с тобой по-пански; {44}

Эти люди - нам друзья,

Что душе твоей угодно,

Все добуду с ними я…

Но вот работа кончена, все идут к зданию. «Войдем опять в зал, посмотрим, как они будут обедать», - говорит старшая сестра. Они входят в самый большой из огромных зал. Половина его занята столами, - столы уж накрыты, - сколько их! Сколько же тут будет обедающих? Да человек тысяча или больше: «Здесь не все; кому угодно, обедают особо, у себя»; те старухи, старики, дети, которые не выходили в поле, приготовили все это: «готовить кушанье, заниматься хозяйством, прибирать в комнатах - это слишком легкая работа для других рук, - говорит старшая сестра, - ею следует заниматься тем, кто еще не может или уже не может делать ничего другого». Великолепная сервировка. Все алюминий и хрусталь; по средней полосе широких столов расставлены вазы с цветами; блюда уж на столе, вошли работающие, все садятся за обед, и они, и готовившие обед. «А кто ж будет прислуживать?» - «Когда? во время стола? зачем? Ведь всего пять-шесть блюд: те, которые должны быть горячие, поставлены на таких местах, что не остынут; видишь, в углублениях - это ящики с кипятком, - говорит старшая сестра. - Ты хорошо живешь, ты любишь хороший стол, часто у тебя бывает такой обед?» - «Несколько раз в год». - «У них это обыкновенный: кому угодно, тот имеет лучше, какой угодно, но тогда особый расчет; а кто не требует себе особенного против того, что делается для всех, с тем нет никакого расчета. И все так: то, что могут по средствам своей компании все, за то нет расчетов; за каждую особую вещь или прихоть - расчет».

«Неужели ж это мы? неужели это наша земля? Я слышала нашу песню, они говорят по-русски». - «Да, ты видишь невдалеке реку - это Ока; эти люди мы, ведь с тобою я, русская!» - «И ты все это сделала?» - «Это все сделано для меня, и я одушевляла делать это, я одушевляю совершенствовать это, но делает это вот она, моя старшая сестра, она работница, а я только наслаждаюсь». - «И все так будут жить?» - «Все, - говорит старшая сестра, - для всех вечная весна и лето, вечная радость. Но мы показали тебе только конец моей половины дня, работы, и начало ее половины; - мы еще посмотрим на них вечером, через два месяца».

Цветы завяли; листья начинают падать с деревьев; картина становится уныла. «Видишь, на это скучно было бы смотреть, тут было бы скучно жить, - говорит младшая сестра, - я так не хочу». - «Залы пусты, на полях и в садах тоже нет никого, - говорит старшая сестра, - я это устроила по воле своей сестры царицы». - «Неужели дворец в самом деле опустел?» - «Да, ведь здесь холодно и сыро, зачем же быть здесь? Здесь из двух тысяч человек осталось теперь десять - двадцать человек оригиналов, которым на этот раз показалось приятным разнообразием остаться здесь, в глуши, в уединении, посмотреть на северную осень. Через несколько времени, зимою, здесь будут беспрестанные смены, будут приезжать маленькими партиями любители зимних прогулок провести здесь несколько дней по-зимнему».

«Но где ж они теперь?» - «Да везде, где тепло и хорошо, - говорит старшая сестра, - на лето, когда здесь много работы и хорошо, приезжает сюда множество всяких гостей с юга; мы были в доме, где вся компания из одних вас; но множество домов построено для гостей, в других и разноплеменные гости и хозяева поселяются вместе, кому как нравится, такую компанию и выбирает. Но, принимая летом множество гостей, помощников в работе, вы сами на семь-восемь плохих месяцев вашего года уезжаете на юг, - кому куда приятнее. Но есть у вас на юге и особая сторона, куда уезжает главная масса ваша. Эта сторона так и называется Новая Россия». - «Это где Одесса и Херсон?» - «Это в твое время, а теперь, смотри, вот где Новая Россия».

Горы, одетые садами; между гор узкие долины, широкие равнины. «Эти горы были прежде голые скалы, - говорит старшая сестра. - Теперь они покрыты толстым слоем земли, и на них среди садов растут рощи самых высоких деревьев: внизу во влажных ложбинах плантации кофейного дерева; выше финиковые пальмы, смоковницы; виноградники перемешаны с плантациями сахарного тростника; на нивах есть и пшеница, но больше рис». - «Что ж это за земля?» - «Поднимемся на минуту повыше, ты увидишь ее границы». На далеком северо-356 востоке две реки, которые сливаются вместе прямо на востоке от того места, с которого смотрит Вера Павловна; дальше к югу, все в том же юго-восточном направлении, длинный и широкий залив; на юге далеко идет земля, расширяясь все больше к югу между этим заливом и длинным узким заливом, составляющим ее западную границу. Между западным узким заливом и морем, которое очень далеко на северо-западе, узкий перешеек. «Но мы в центре пустыни?» - говорит изумленная Вера Павловна. «Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как видишь, все пространство с севера, от той большой реки на северо-востоке, уже обращено в благодатнейшую землю, в землю такую же, какою была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю на север от нее, про которую говорилось в старину, что она «кипит молоком и медом». Мы не очень далеко, ты видишь, от южной границы возделанного пространства, горная часть полуострова еще остается песчаною, бесплодною степью, какою был в твое время весь полуостров; с каждым годом люди, вы, русские, все дальше отодвигаете границу пустыни на юг. Другие работают в других странах: всем и много места, и довольно работы, и просторно, и обильно. Да, от большой северо-восточной реки все пространство на юг до половины полуострова зеленеет и цветет, по всему пространству стоят, как на севере, громадные здания, в трех, в четырех верстах друг от друга, будто бесчисленные громадные шахматы на исполинской шахматнице». - «Спустимся к одному из них», - говорит старшая сестра.

Такой же хрустальный громадный дом, но колонны его белые. «Они потому из алюминия, - говорит старшая сестра, - что здесь ведь очень тепло, белое меньше разгорячается на солнце, это несколько дороже чугуна, но по-здешнему удобнее». Но вот что они еще придумали: на дальнее расстояние кругом хрустального дворца идут ряды тонких, чрезвычайно высоких столбов, и на них, высоко над дворцом, над всем дворцом и на полверсты вокруг него, растянут белый полог. «Он постоянно обрызгивается водою, - говорит старшая сестра, - видишь, из каждой колонны подымается выше полога маленький фонтан, разлетающийся дождем вокруг, поэтому жить здесь прохладно: ты видишь, они изменяют температуру, как хотят». - «А кому нравится зной и яркое здешнее солнце?» - «Ты видишь, вдали есть павильоны и шатры. Каждый может жить, как ему угодно; я к тому веду, я все для этого только и работаю». - «Значит, остались и города для тех, кому нравится в городах?» - «Не очень много таких людей; городов осталось меньше прежнего, - почти только для того, чтобы быть центрами сношений и перевозки товаров, у лучших гаваней, в других центрах сообщений, но эти города больше и великолепнее прежних; все туда ездят на несколько дней для разнообразия; большая часть их жителей беспрестанно сменяется, бывает там для труда, на недолгое время». - «Но кто хочет постоянно жить в них?» - «Живут, как вы живете в своих Петербургах, Парижах, Лондонах, - кому ж какое дело? кто станет мешать? Каждый живи, как хочешь; только огромнейшее большинство, девяносто девять человек из ста живут так, как мы с сестрою показываем тебе, потому что это им приятнее и выгоднее. Но иди же во дворец, уж довольно поздний вечер, пора смотреть на них».

«Но нет, прежде я хочу же знать, как это сделалось?» - «Что?» - «То, что бесплодная пустыня обратилась в плодороднейшую землю, где почти все мы проводим две трети нашего года». - «Как это сделалось? да что ж тут мудреного? Ведь это сделалось не в один год и не в десять лет, я постепенно подвигала дело. С северо-востока, от берегов большой реки, с северо-запада, от прибрежья большого моря, - у них так много таких сильных машин, - возили глину, она связывала песок, проводили каналы, устраивали орошение, явилась зелень, явилось и больше влаги в воздухе; шли вперед шаг за шагом, по нескольку верст, иногда по одной версте в год, как и теперь всё идут больше на юг, что ж тут особенного? Они только стали умны, стали обращать на пользу себе громадное количество сил и средств, которые прежде тратили без пользы или и прямо во вред себе. Недаром же я работаю и учу. Трудно было людям только понять, что полезно, они были в твое время еще такими дикарями, такими грубыми, жестокими, безрассудными, но я учила и учила их; а когда они стали понимать, исполнять было уже нетрудно. Я не требую ничего трудного, ты знаешь. Ты кое-что делаешь по-моему, для меня, - разве это дурно?» - «Нет». - «Конечно, нет. Вспомни же свою мастерскую, разве у вас было много средств? разве больше, чем у других?» - «Нет, какие ж у нас были средства?» - «А ведь твои швеи имеют в десять раз больше удобств, в двадцать раз больше радостей жизни, во сто раз меньше испытывают неприятного, чем другие, с такими же средствами, какие были у вас. Ты сама доказала, что и в твое время люди могут жить очень привольно. Нужно только быть рассудительными, уметь хорошо устроиться, узнать, как выгоднее употреблять средства». - «Так, так; я это знаю». - «Иди же еще посмотреть немножко, как живут люди через несколько времени после того, как стали понимать то, что давно понимала ты».

Они входят в дом. Опять такой же громаднейший, великолепный зал. Вечер в полном своем просторе и веселье, прошло уж три часа после заката солнца: самая пора веселья. Как ярко освещен зал, чем же? - нигде не видно ни канделябров, ни люстр; ах, вот что! - в куполе зала большая площадка из матового стекла, через нее льется свет, - конечно, такой он и должен быть: совершенно, как солнечный, белый, яркий и мягкий, - ну да, это электрическое освещение. В зале около тысячи человек народа, но в ней могло бы свободно быть втрое больше. «И бывает, когда приезжают гости, - говорит светлая красавица, - бывает и больше». - «Так что ж это? разве не бал? Это разве простой будничный вечер?» - «Конечно». - «А по-нынешнему, это был бы придворный бал, так роскошна одежда женщин; да, другие времена, это видно и по покрою платьев. Есть несколько дам и в нашем платье, но видно, что они оделись так для разнообразия, для шутки; да, они дурачатся, шутят над своим костюмом; на других другие, самые разнообразные костюмы, разных восточных и южных покроев, все они грациознее нашего; но преобладает костюм, похожий на тот, какой носили гречанки в изящнейшее время Афин, - очень легкий и свободный, и на мужчинах тоже широкое, длинное платье без талии, что-то вроде мантий и матиев, видно, что это обыкновенный домашний костюм их, как это платье скромно и прекрасно! Как мягко и изящно обрисовывает оно формы, как возвышает оно грациозность движений! И какой оркестр, более ста артистов и артисток, но, особенно, какой хор!» - «Да, у вас в целой Европе не было десяти таких голосов, каких ты в одном этом зале найдешь целую сотню, и в каждом другом столько же: образ жизни не тот, очень здоровый и вместе изящный, потому и грудь лучше, и голос лучше», - говорит светлая царица. Но люди в оркестре и в хоре беспрестанно меняются: одни уходят, другие становятся на их место, - они уходят танцевать, они приходят из танцующих.

У них вечер, будничный, обыкновенный вечер, они каждый вечер так веселятся и танцуют; но когда же я видела такую энергию веселья? но как и не иметь их веселью энергии, неизвестной нам? - Они поутру наработались. Кто не наработался вдоволь, тот не приготовил нерв, чтобы чувствовать полноту веселья. И теперь веселье простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием того же впереди, - это мимолетный час забытья нужды и горя, - а разве нужда и горе могут быть забыты вполне? разве песок пустыни не заносит? разве миазмы болота не заражают и небольшого клочка хорошей земли с хорошим воздухом, лежащего между пустынею и болотом? А здесь нет ни воспоминаний, ни опасений нужды или горя; здесь только воспоминания вольного труда в охоту, довольства, добра и наслаждения, здесь и ожидания только все того же впереди. Какое же сравнение! И опять: у наших рабочих людей нервы только крепки, потому способны выдерживать много веселья, но они у них грубы, не восприимчивы. А здесь: нервы и крепки, как у наших рабочих людей, и развиты, впечатлительны, как у нас; приготовленность к веселью, здоровая, сильная жажда его, какой нет у нас, какая дается только могучим здоровьем и физическим трудом, в этих людях соединяется со всею тонкостью ощущений, какая есть в нас; они имеют все наше нравственное развитие вместе с физическим развитием крепких наших рабочих людей: понятно, что их веселье, что их наслаждение, их страсть - все живее и сильнее, шире и сладостнее, чем у нас. Счастливые люди!

Нет, теперь еще не знают, что такое настоящее веселье, потому что еще нет такой жизни, какая нужна для него, и нет таких людей. Только такие люди могут вполне веселиться и знать весь восторг наслажденья! Как они цветут здоровьем и силою, как стройны и грациозны они, как энергичны и выразительны их черты! Все они - счастливые красавцы и красавицы, ведущие вольную жизнь труда и наслаждения, - счастливцы, счастливцы!

Шумно веселится в громадном зале половина их, а где ж другая половина? «Где другие? - говорит светлая царица. - Они везде; многие в театре, одни актерами, другие музыкантами, третьи зрителями, как нравится кому; иные рассеялись по аудиториям, музеям, сидят в библиотеке; иные в аллеях сада, иные в своих комнатах, или чтобы отдохнуть наедине, или с своими детьми, но больше, больше всего - это моя тайна. Ты видела в зале, как горят щеки, как блистают глаза; ты видела - они уходили, они приходили; они уходили - это я увлекла их, здесь комната каждого и каждой - мой приют, в них мои тайны ненарушимы, занавесы дверей, роскошные ковры, поглощающие звук, там тишина, там тайна; они возвращались - это я возвращала их из царства моих тайн на легкое веселье. Здесь царствую я.

Я царствую здесь. Здесь всё для меня! Труд - заготовление свежести чувств и сил для меня, веселье - приготовления ко мне, отдых после меня. Здесь я - цель жизни, здесь я - вся жизнь».

«В моей сестре, царице, высшее счастие жизни, - говорит старшая сестра, - но ты видишь, здесь всякое счастье, какое кому надобно. Здесь все живут, как лучше кому жить, здесь всем и каждому - полная воля, вольная воля.

То, что мы показали тебе, не скоро будет в полном своем развитии, какое видела теперь ты. Сменится много поколений, прежде чем вполне осуществится то, что ты предощущаешь. Нет, не много поколений: моя работа идет теперь быстро, все быстрее с каждым годом, но все-таки ты еще не войдешь в это полное царство моей сестры; по крайней мере, ты видела его, ты знаешь будущее. Оно светло, оно прекрасно. Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее все, что можете перенести».

Я хочу рассказать вам историю о целой череде так называемых «вещих снов», которые приснились одной моей приятельнице, назовем её Верой Павловной (по аналогии с одной широко известной в литературе соней). И хотя в наше время, когда весь эфир забит битвами экстрасенсов, вещими снами никого не удивишь, эта история показалась мне очень занимательной. В ней присутствует какая-то доля чертовщинки, не последнюю роль в ней сыграл Интернет, но главное, что в её достоверности я уверена на все сто процентов.

Вера Павловна - дитя своего века, хотя, возраст у неё такой, что справедливее будет назвать её дитятей двух веков. ХХ век дал ей образование, сформировал как личность и подарил ей на счастье розовые очки. И они действительно принесли ей счастье. Она искренне любила свою Родину и гордилась ею, к политике и религии относилась приблизительно одинаково, то есть - никак. Вере Павловне повезло родиться и жить в тот период, когда за аполитичность в тюрьмы уже не сажали и беспечные жители Великого Государства весело рассказывали анекдоты о партии и правительстве. Ещё ей повезло родиться в рабоче-крестьянской семье, а значит, её предкам не приходилось предавать своё сословие, лгать и изворачиваться для того, чтобы выжить. Им приходилось просто работать до седьмого пота, а к этому простым людям на Руси не привыкать. Получив высшее техническое образование, она вращалась в так называемом «своём кругу», где некому было завидовать, и некого было опасаться. Отсутствие лжи и страха, зависти и подобострастия сформировало характер Веры Павловны. Она чувствовала себя равной среди равных, была весела, начитана и остроумна. Некоторые недолюбливали её за злой язычок, но тем и хороша внутренняя независимость, что чужая нелюбовь не может надолго испортить вам хорошего настроения.

Что же касается религии, то и здесь никаких противоречий или внутренней борьбы. Опять же, ей повезло родиться в многонациональной местности, где Бог был личностью достаточно демократичной. Рядом жили русские и татары, украинцы и азербайджанцы, белорусы и корейцы, евреи и армяне, грузины и молдаване. Весь этот национальный винегрет был равномерно сдобрен цыганами, мордвой и массой людей, которые даже не подозревали какого они роду-племени. Все вместе работали, учились, отдыхали, праздновали свои праздники и не лезли к соседу в душу, чтобы подсмотреть, а того ли Бога там чествуют. Повезло ей иметь двадцатилетних родителей, не обременённых размышлениями на религиозные темы. Вся их религия сводилась к проблемам насущным: необходимые вещи для уюта (и чтоб не хуже, чем у людей), полноценное питание для здоровья и раз в два-три года съездить отдохнуть на море. А так же извечная мечта родителей вырастить своих детей честными, порядочными и успешными людьми. Это теперь нам растолковали несовместимость этих понятий, а тогда и родители Веры Павловны, и она сама искренне верили в такую возможность, а основным шагом к успешности считали высшее образование. Главным же везением Веры Павловны была её бабушка, Надежда Спиридоновна, человек верующий, но не религиозный. В 1942 году, в двадцать семь лет она осталась вдовой с тремя детьми и неработающей матерью на руках. Когда после изнуряющего трудового дня она проваливалась в спасительный сон, кто знает, хватало ли ей сил прошептать молитву, а если и нет – кто посмеет судить её за это? Ответственность за четыре вечно голодных рта не сломила молодую женщину, но сделала её властной, суровой, скупой на слова и скорой на расправу. Пройдет немало лет, вырастут дети, родится внучка и только тогда ослабнет туго затянутая пружина страха в её душе, вся нерастраченная любовь и нежность будет выпущена на волю и отдана внучке.

Произрастая в такой обстановке, Верочка усвоила, что подвергать сомнению наличие Бога не рекомендуется, что это вообще не её ума дело, а так как для её ума в это время было очень много всяких интересных дел и помимо Бога, то она и не протестовала.

Весь этот экскурс в прошлое Веры Павловны я затеяла с одной целью - показать, что перед вами совершенно нормальная представительница своей эпохи. Всего в ней было в меру: здравый смысл прекрасно уживался с романтичностью, любовь к загадочным историям - с полным отсутствием суеверий. С одной стороны она жаждала сказок и верила, что чудеса на свете, в принципе, бывают. Но с другой стороны четко знала, что любую сказку человек, как правило, делает для себя сам, а любые чудеса имеют под собой очень реальную основу, просто про эту основу мы можем пока что ничего не знать. Она любила полистать гороскоп, не слишком уповая на обещания скорого благополучия и не очень огорчаясь предсказаниям полного крушения всех её надежд. Просто она была достойной внучкой своей бабушки и точно знала, что надежды её несокрушимы. Снам Вера Павловна тоже и верила, и не верила. Если сон чем-то тревожил душу, она не чуралась заглянуть в сонник. Но в чём она была совершенно уверена – нет единого толкования даже одного и того же сна. Кому-то мясо снится к болезни, а кому-то потому, что лёг голодным спать. Поэтому, когда её начал преследовать один и тот же сон с небольшими вариациями, она вначале стала искать ему реальные объяснения. Ну, вот я и подобралась вплотную к снам Веры Павловны. Теперь постараюсь изложить всю историю по порядку.

ПЕРВЫЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

То, что это был первый сон, Верочка поймёт гораздо позже, а тогда она не придала ему особенного значения. Вечером за ужином они с мужем не спеша беседовали, обменивались дневными впечатлениями, Вера Павловна вспомнила про свой сон.
- Знаешь, Андрей, мне уже тысячу лет не снились мои студенческие годы, а сегодня вдруг приснился такой странный сон. Нет, по содержанию он самый обычный, а вот, ощущение после него осталось какое-то тревожное, неприятное.

А ты расскажи и он не сбудется, - усмехнулся Андрей Васильевич.

Да? Ну, тогда слушай. После первого курса мы всей группой ездили осенью на
виноградники, шпалеру дергать. Что такое дергать шпалеру знаешь? Нет? Ну, где уж тебе, северному жителю. Это, когда виноградную лозу отрывают от проволоки, к которой она была подвязана, потом лозу утепляют и прикапывают на зиму, чтобы не вымерзла. И вот, как это обычно бывает в снах, я замечаю, что осталась совершенно одна. Мне не страшно, я срываю затерявшуюся в листве спелую виноградную гроздь и вдруг замечаю тебя. Хочу тебя окликнуть – голоса нет. Хочу к тебе подойти, и не могу – ноги "по самое никуда" обвиты лозой. Виноградная гроздь в моей руке неожиданно взрывается, каждой ягодкой, и я стою стреноженная, вся в липком красном соке. Вот тут мне становится страшно и одновременно меня охватывает чувство какой-то гадливости. Вот такое вам «с добрым утром», - улыбнулась Вера Павловна.

Наверное, этот сон пророчил тебе карьеру винодела, но теперь всё пропало. Сон ты разболтала, а значит, не пить нам домашнего вина, - рассмеялся Андрей Васильевич и внимательно посмотрел на жену.

Верочка на досуге всё-таки заглянула в сонник. Увидела, что и виноград, и виноградная лоза обещают, в основном, много хорошего, а плохое она просмотрела быстро и невнимательно - вот такие вот детсадовские хитрости.

Бабушка Веры Павловны часто повторяла: «Знать бы, где упасть, так соломки б подстелил». Хотя, не пропусти Вера Павловна мимо сознания этот сон, обрати на него пристальное внимание, что бы это изменило, чем помогло? Да ничем... Ну, разве что морально подготовилась бы к неприятностям. Но к каким именно и как?! На основе столь скудной информации да ещё из столь ненадёжного источника что-то предпринять было проблематично.

Кто владеет информацией, тот владеет миром, - прошептала Вера и горько усмехнулась.
- Сейчас я уже владею информацией, и что, сильно мне это помогло?

Ну вот, никудышный из меня рассказчик, так и норовлю забежать вперёд. Ладно, постараюсь впредь излагать события в хронологическом порядке.

ВТОРОЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

Итак, где-то приблизительно в декабре, Верочке снится первый сон. Какое-то время она о нём не вспоминает. Длинные, зимние вечера проходят незаметно и совсем не скучно. Их с Андреем семейную пару, конечно же, нельзя назвать идеальной, но вот максимально приближенной к ней называть можно смело. Оба выходцы из одной социальной среды, у обоих техническое образование и логический склад ума, оба одинаково хорошо умеют слушать и не страдают излишней болтливостью. Последние года три - четыре Андрей серьёзно увлёкся поэзией, Вера Павловна всегда предпочитала стихам прозу. Порой, она брала в руки томик Тургенева или Лескова, Достоевского или Булгакова, Бажова или Куприна, открывала на любой странице, читала вслух и получала, чуть ли не физическое удовольствие. И даже не от того, о чём они писали (хотя и от этого тоже), а просто от их речи, такой разной, такой совершенной и так не похожей на тот гоблинский сленг, которым мы все изъясняемся. Нельзя сказать, что стихи она совсем не любила, но читать предпочитала только те, которые уже до неё были отобраны и признаны гениальными. Но, даже в этих сокровищах, дай ей волю, она бы произвела хорошенькую чистку. Зная это, Андрей Васильевич даже не попытался показать жене свои стихи и, когда она случайно узнала о его новом увлечении, он был уже успешным участником нескольких поэтических сообществ.

Верочке это показалось очень обидным (тоже мне, тайны мадридского двора) и, чтобы быть в курсе событий, потихонечку стала посещать эти сообщества. Она читала стихи мужа, и они ей, как ни странно, нравились, просматривала восторженные отзывы читателей и наслаждалась тем, что в отличие от них, она-то точно знала о чём или о ком он пишет. Единственно, что сильно раздражало Верочку – это нескончаемый поток слишком восторженных дифирамбов с несметным количеством эпитетов и восклицательных знаков (так ведь и испортить человека не долго) и полное отсутствие замечаний (ну, неужели они не видят, не чувствуют огрехи, а ещё считают себя поэтами). Со временем она начала просматривать стихи других авторов, процесс захватил её и, незаметно для себя, она тоже начала рифмовать. Свои стихи она помещала в блог на своей страничке. Как-то сама собой поэтическая тайна Андрея перестала быть тайной, и ей «официально» было позволено читать его стихи, критиковать их (но без фанатизма!) и даже бывали такие случаи, когда замечания признавались обоснованными.

К Рождеству должен был выйти первый сборник стихов Андрея Васильевича. Сборник получился замечательный, но одно стихотворение сильно смущало Веру Павловну. Это было хорошее стихотворение, и от того, что оно было хорошим - огорчение только усугублялось. Посвящено оно было некоей Алине Лозовской. У Андрея многие стихи были с посвящениями, но задевало почему-то только это. Верочка постаралась показать мужу, что она неприятно удивлена, но, наверное, плохо постаралась, в сборник оно так и вошло с посвящением. Хотя, Андрюша всегда умел не слышать и не понимать того, чего слышать и понимать не хотел.

Вера Павловна прекрасно отдавала себе отчёт, чем вызвано её недовольство. Эта женщина не очень ей понравилась ещё до появления пресловутого стиха. Как-то, зайдя на свою страничку в Интернете, Вера обнаружила среди гостей Алину Лозовскую. Она посетила блог Верочки и, как это часто водится в Интернете, ушла не оставив никаких «письменных» следов своего пребывания. В то время Верочка ещё не привыкла к подобному поведению. Сама она, посетив кого-нибудь, даже ошибочно, оставляла слова благодарности или объяснение, что зашла на страницу случайно. Свою дотошность она поясняла мне приблизительно так:
- Ведь, когда ты в реальной жизни попадаешь не в ту дверь, ты все равно здороваешься, потом извиняешься и уходишь. Если же ты приходишь по нужному адресу, уходя, ты благодаришь хозяев за гостеприимство (даже если гуляночка вовсе не задалась). И это не лицемерие, это обычная вежливость.

Со временем, она «оботрётся» и попривыкнет к «свободным нравам» Интернет-пространства, но тогда… Позже они всё-таки обменяются с Алиной парочкой комментариев, но первого впечатления это уже не исправит. Верочка не считала себя семи пядей во лбу, но дурой она тоже не была. Она прекрасно поняла цель визита прекрасной дамы и не преминула ехидненько сказать Андрею:

Тут ко мне твои подружки на сайт стали захаживать, наверное, проверяют, достойную ли пару ты себе выбрал?

После этого посещения она закрыла свой блог для посторонних посетителей (а в сообществах она свои стихи и так не выставляла) – нечего мужа компрометировать. Это уже гораздо позже, немного осмелев, она откроет свою страничку на одном единственном поэтическом сайте (вот она – гордыня, смешанная с любопытством).

Некоторые стихи самой Лозовской Вера Павловна считала совсем не плохими. А если ещё учесть, что на её стихи и песни написаны (может, она и музыку сама писала – кто её знает, такую талантливую), то и выходит по всем статьям, что всё недовольство Верочки могло оказаться обычной бабской ревностью.

Очень приятное открытие. Да, ну его к чёрту, это стихотворение, и тётку эту заодно с ним, - подумала тогда Вера Павловна.

И вообще, ревность чувство гаденькое и дурно отражается не только на цвете лица, но и на его выражении, - улыбнулась Верочка. Чувство юмора её никогда не подводило.

Так же незаметно, как и декабрь промелькнули январь, февраль и часть марта. Этот март Верочке запомнится надолго. Где-то числа десятого, а может двенадцатого Вере Павловне снится второй сон. Проснулась она от того, что Андрей прижимал её к себе:
- Тихо, тихо, - шептал он, - ну, что такое? Что-то приснилось? Всё, всё… Спи, ещё рано. Было около четырёх часов утра, Верочка опять заснула. За завтраком Андрей спросил:
- Что это ты так металась во сне? Что-то приснилось?

Да. Помнишь, несколько месяцев назад мне приснился сон про виноградник? Сегодня ночью этот сон повторился, виноградные плети охватили не только мои ноги, но и руки, а когда я попыталась докричаться до тебя, лоза захлестнула мне шею и я начала задыхаться.

Спать меньше не пробовала? – попытался пошутить Андрей.

И завтра, и послезавтра этот сон повторился, но Верочка уже была начеку и вовремя просыпалась, чтобы не тревожить сон Андрея. Нужно сказать, что спала она всегда чутко, сны ей с самого детства снились яркие, красочные, похожие на спектакли. Был у неё, как и у каждого из нас, свой набор ужастиков - страшных снов, которые снятся, периодически повторяясь на протяжении всей нашей жизни. С этими снами Верочка уже сроднилась, не боялась их и даже научилась, не просыпаясь, управлять ими, меняя сюжет на менее трагичный. Но, этот сон был новым, к нему она не была готова. На третий день её опять разбудил Андрей. За завтраком, видя его тревожно-вопросительный взгляд, она почувствовала себя неловко и, изобразив беспечность, с улыбкой сказала:

Да ерунда, Андрюш. На работе временная запарка – нервишки на пределе, а тут ещё в спальне душновато, вот и начала опять ночью задыхаться.

Наверное, всё-таки придётся поменять местами мой кабинет и спальню, хотя жутко не хочется, столько мороки, - сказал Андрей.

Для спальни действительно была выбрана не самая удачная комната, окно выходило на центральную улицу с оживлённым движением, барами, кафе. Если на ночь не закрывать окно – спать не возможно. Поэтому у них с годами выработался целый спальный ритуал. Форточка оставалась открытой весь день. Верочка, которая по натуре своей была «совой» и ложилась спать позже Андрея – закрывала форточку, а Андрей, будучи «жаворонком», просыпался очень рано и форточку открывал. Комната была просторной и свежего воздуха, в принципе, хватало, но бывали периоды, когда форточку хотелось бы не закрывать совсем. Поменять местами спальню и кабинет давняя мечта Веры Павловны.

Ну вот, - подумала она, - и от дурацких снов порой бывает польза. Интересно, «…что ночь грядуща мне готовит, Её мой взор напрасно ловит» промурлыкала великие слова Вера Павловна, без всякого почтения, на ходу приспособив их под свою ситуацию. Не менее великий мотивчик, правда, не переврала. То, что приготовила ей грядущая ночь, Веру не обрадовало…

ТРЕТИЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

Вера Павловна зашла на кухню и выглянув в окно, она увидела, что все её цветы в цветочном ящике благополучно погибли. Часть из них была примята, часть засохла, и только какой-то сорняк нагло разрастался в уголочке пышным цветом.

Здравствуйте вам, - подумала Верочка, - это ещё что за кукушонок? Уж не ты ли загубил все мои цветы? Признавайся, ты хороший или ядовитый? Ну, понятное дело, конечно - ты хороший. Просто ядовитый.
Она открыла окно и безжалостной рукой выдрала растение.

В моём жизненном пространстве живёт только то, что я одобряю, - жестко сказала Вера.
Закончив все дела на кухне, она прошла в лоджию, сняла высохшее после стирки бельё и направилась в спальню, гладильная доска находилась там. Войдя в спальню, она обмерла. Справа от окна, ближе к углу, через всю стену шла трещина и через неё в квартиру пробивалась какая-то зеленая хренотень. Верочка вначале опешила, а потом позвала Андрея:

Андрюш, иди скорее сюда. Посмотри что творится!

И что особенного у нас творится?

Посмотри, какая трещина в стене…

Да я уже видел…

Да? Ну, и какие наши дальнейшие действия? Пришёл и увидел, как я поняла, уже в прошлом. А как насчёт - победил?!

Так я уже и победил…

Ну, ты что, не видишь? Я посадил за окном виноградник, скоро он заплетёт стену и прикроет трещину.

А тебе не приходила в голову мысль, что корни и ветви, проникая в щель, только сильнее будут разрушать стену дома.

Нет, не приходила. Ладно, не паникуй, я подумаю над этим.

Да уж будь добр, подумай, - пробурчала Вера Павловна и проснулась.

Было ещё рано, но спать больше не хотелось. Из кабинета Андрея доносились едва уловимые звуки, он уже работал. Кажется, и ей пришла пора поработать – мозгами. Чёртов сон, привязался не на шутку, игнорировать его и дальше было бы глупо. Возьмём за аксиому предположение, что через сон её пытаются о чём-то предупредить. О том кто пытается, Верочка задумываться не собиралась, она человек трезво мыслящий и взваливать на себя неразрешимые задачи не собиралась, нобелевскую премию за это ей всё равно никто не даст. Значит – о чём? Никаких предпосылок для беспокойства она не видит (пока не видит – мысленно поправила она себя). Итак, на чём сосредоточиться и с чего начать? Дети, здоровье, дом, работа. Детей сегодня обзвоню с пристрастием, на работе повнимательнее просмотрю все дела, вдруг где-то что-то напортачила или упустила что-то важное. Здоровье. А что здоровье? От летящего кирпича не застрахуешься, а всё остальное, как говориться, согласно возрасту и прейскуранту. Дом. Что сейчас её дом? Дети разъехались, бывают наездами и не часто, для них дом – это они с Андреем. А ведь так оно и есть. Ну, что ж, значит и с домом всё в порядке. Никогда ещё они с Андреем не были так близки, как последний год. Наверное, количество прожитых вместе лет наконец-то переросло в качество. И именно такого качества она и детям своим пожелала бы.

Ладно, хватит строить из себя мыслителя, завтрак пора готовить. А шарады будем разгадывать позже.

С этого дня события стали развиваться стремительно. Кто-то словно почувствовал, что его информация принята к размышлению и между загадками стал оставлять и подсказки. А может, всё было гораздо проще: это Верочка от хронического недосыпания стала слегка хромать на голову и видеть несуществующие ответы на несуществующие вопросы. Как знать… Но, не будем отвлекаться и продолжим наше повествование.

ЧЕТВЁРТЫЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

Четвёртый сон Веры Павловны отличался от всех остальных. На первый взгляд он вообще не имел никакого отношения к предыдущим, но именно он задал направление, в котором Вера начала двигаться. Верное это было направление или нет, тогда предсказать было невозможно, но, когда не знаешь куда идти, а спросить об этом не у кого, то нужно рискнуть и просто сделать первый шаг. А приснилось Вере Павловне, как будто бы Андрей приехал домой из санатория и подвёл к ней двоих детей - мальчика и девочку лет десяти - двенадцати.

Это я тебе подарок привёз, - сказал он.

Верочка опешила, но виду не подала. Изобразив на лице радость, она спросила, как ей обращаться к этим необычным «подаркам»?

Девочку зовут Елена, а мальчика Алина.

Извини, не поняла. Как это Алина? У нас ведь уже есть Алина (это имя младшей дочери Андрея и Верочки).

Так у нас есть девочка Алина, а это - мальчик, - пояснил Андрей.

Я вижу, что мальчик, только Алина – это женское имя.

Знаешь, Вера, - раздражённо сказал Андрей Васильевич, - последнее время с тобой невозможно стало разговаривать. В конце концов – это твой подарок. Вот сама с ним и разбирайся.

Проснувшись, Вера Павловна попробовала хоть как-то расшифровать свой сон:

Девочки снятся к диву. В переводе на наш язык будем считать, что к удивлению, то есть к чему-то неожиданному. Ладно, годится. Что у нас дальше? Мальчик. Мальчики снятся к хлопотам и имя этим неожиданным хлопотам – Алина. Так, пора Альку брать за жабры.
Верочка решительно потянулась к мобильнику. Долгий, задушевный разговор с дочерью никаких результатов не дал. Вернее, дал положительно-обнадёживающий: у Альки, слава Богу, всё было благополучно – здоровье не подводит, из университета не выгоняют, из общежития не выселяют, замуж не берут. Других несчастий Верочка не придумала, значит, Алину пока можно оставить в покое, хотя, причину своего беспокойства Вера скрывать не стала и попросила дочь быть повнимательнее и поаккуратнее. Андрею она тоже рассказала этот сон, шутливо заметив:

Никогда ты прежде в санатории не ездил, дорогой, а теперь и тем более не поедешь. Не умеешь подарки делать, вот и сиди дома.

А кто-то, совершенно недавно, уверял меня, что я умею делать потрясающие подарки.

Вера весело рассмеялась. Действительно, летом Андрей сделал ей царский подарок. Во время отпуска он повёз её в Ужгород, где когда-то гостил у деда, а потом учился в институте. Из родственников там уже никого не осталось и они остановились в небольшой, очень симпатичной гостинице. С вечера Андрей увлечённо отмечал на карте маршруты, по которым планировал провести её. Ему хотелось показать ей всё. Хотелось, чтобы она почувствовала этот город так, как чувствовал его он, чтобы полюбила так, как он сам его любил. И она чувствовала, и любила. Ей казалось, что он дарил ей не просто город, он дарил ей себя молодого, дарил ей свою юность. Они бродили по улочкам, она слушала смешные истории из его студенческой жизни. Вечерами они встречались с его бывшими сокурсниками и их семьями. Город - очаровывал, горы – зачаровывали, люди вызывали симпатию и желание общаться. Верочка никогда не отличалась показной восторженностью. Она не ахала, не восклицала, не выражала бурно свои эмоции, но, расчёсываясь перед сном у зеркала, она видела, каким восторгом горят её глаза. Она была счастлива. Уезжала Вера Павловна из Ужгорода с твёрдой уверенностью, что Андрей подарил ей этот город и отныне он принадлежит ей и только ей.

ПЯТЫЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

Следующей ночью сон Веры Павловны про виноградник повторился. Опять она огорчалась трещине на стене, опять удивлялась беспечности Андрея, но в этом сне у неё появился неожиданный союзник, свекровь Екатерина Владимировна. Она сидела на стуле, слушала разговор сына и невестки и, наконец, возмущённо сказала:

Вместо того, чтобы взять и заштукатурить трещину они садят виноградники. Вы что, чокнутые?!

Андрей развернулся и, ничего не ответив матери, ушёл.

А ты, Вера, не стой истуканом, возьми топор и выруби этот виноградник, - распорядилась Екатерина Владимировна.

Как же я могу, ведь это Андрей его посадил.

Чокнутые, право слово чокнутые, - повторила свой любимый диагноз Екатерина Владимировна, поднялась со стула и поплыла к выходу.

Екатерина Владимировна, - окликнула её Вера, - а Вы мне не поможете?

Нет, - покачала головой свекровь, - я и так к вам без спросу пришла.

Едва свекровь растаяла в дверном проёме, виноградная лоза стала заплетать стены и потолок комнаты, воздух стал густым и тяжелым, Вера опять начала задыхаться и проснулась. Андрей спал. Верочка, тихонько лёжа рядом и перебирая в памяти каждую деталь сна, мрачно усмехнулась:

Ну вот, Екатерина Владимировна, хоть теперь мы с Вами стали заодно (было уже около двух лет как свекровь умерла).

И тут её словно осенило, всё стало предельно ясно. Не ясно было только одно, как она могла не замечать так долго столь очевидных вещей. Виноградная лоза, Алина.

Алина Лозовская. Вот она причина всех моих кошмаров… Но почему?! Что происходит? И происходит ли? Почему именно сейчас, ни с того, ни с сего, вдруг, вспомнилась эта женщина? Неужели ревность? Так, что же это за ревность такая, с таким большим сроком запаздывания?

Давно уже подарен всем друзьям и близким сборник стихов Андрея. Для неё он собственноручно распечатал и переплёл один экземпляр «карманного» формата (она постоянно носит его с собой в сумочке). За все эти месяцы имя Лозовской ни разу не всплыло в её памяти. Так в чём же дело? Почему сейчас? Тут она почувствовала, что Андрей тоже не спит. Сама не зная зачем, она вполголоса прочла несколько строчек из стихотворения, посвященного Лозовской. Андрей вздрогнул и спросил:

Ты что-то сказала?

Нет, просто вспомнились твои стихи. Скажи, Андрей, ты сейчас общаешься с Лозовской?

Изредка обмениваемся комментариями.

А откуда она?

Из Ейска.

Вера Павловна всегда с большим интересом просматривала комментарии к стихам, которые ей понравились, сравнивая свои впечатления с мнением других читателей. Это было не только интересно, но и очень полезно. Так она училась понимать стихи. Поэтому Верочка точно знала, что никаких комментариев в сообществе к стихам Андрея Лозовская не оставляла. Выходит, свои комментарии дамочка не считала нужным писать на общих основаниях и, следовательно, между нею и Андреем существовала личная переписка.

А ты отправлял ей экземпляр своего сборника?

Послушай, Вера, а чем собственно вызваны эти вопросы?! Да, я выслал ей свою книгу! Ей и ещё целому десятку своих знакомых. Это что, преступление?! Я должен из-за этого оправдываться?! Да почему, собственно?! Только потому, что ты вбила себе в голову чёрт знает что...

Андрей говорил и говорил, всё более и более воодушевляясь от собственных убедительных аргументов и собственной правоты. Верочка же его совсем не слышала, вернее, слышала, но как-то издалека. Из всего этого многословья она поняла только одно – он знает её домашний адрес. Ещё немного послушав, она прервала тираду мужа на его рассуждениях о доверии, заметив ему ровным металлическим голосом, что её доверие к нему вряд ли может вызвать какие бы то ни было нарекания с его стороны. А в том, что уже более недели она практически не спит её вины – ноль целых ноль десятых. И в голову она себе ничего не вбивала, и ей совершенно не понятна причина, по которой её мучают эти кошмары. Но!!! Она имеет твёрдое намерение эту причину отыскать. После этих слов они оба замолчали, делая вид, что спят. Через какое-то время Андрей Васильевич и правда засопел, а Верочка лежала и думала:

Ну, вот и первая стычка из-за этих проклятых снов. Не хватало ещё серьёзно рассориться, а потом скорбно сетовать: сон-то - в руку…

Почему-то эта мысль её рассмешила, она успокоилась и решила больше при Андрее не упоминать Лозовскую.

Но составить своё мнение об этом человеке не мешало бы, - сонно подумала она, - и, даже, если милая дама здесь совершенно ни при чём, начинать-то всё равно с чего-нибудь да надо.

С этого дня началось Верочкино расследование.

РАССЛЕДОВАНИЕ ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

Ночью её мучили кошмары, а днём она скрупулезно перерывала Интернет.

Ничего, ничего, - думала Верочка, - патентный поиск вести гораздо труднее, по крайней мере - не так весело…

И она «веселилась». Хотя, зная Веру достаточно хорошо, могу с уверенностью сказать, что удовольствие от этого «копания» она действительно получала. Во-первых, ей всегда нравилось систематизировать разрозненные факты. Во-вторых, ей нравилось составлять психологические портреты людей по совершенно пустяковым сведениям, короче, мнила себя Холмсом, а, на мой взгляд, и до Ватсона не дотягивала. Одно время она пыталась рисовать себе портреты авторов стихов. На этой почве мы с ней однажды крепко повздорили. Она наивно полагала, что в стихах человек раскрывается как на ладони: описывает пережитое, изливает свои чувства, мысли. Ну, прямо читай стихи и составляй фоторобот. Я согласна, что всё это присутствует в стихах, но далеко не в чистом виде, и сама я поостерегусь отождествлять лирического героя с автором стихов. Пришла я к такому выводу на основе своего, уж и не знаю какого опыта, толи горького, толи курьёзного.

Я очень люблю живопись, есть у меня и любимый сайт «Живопись: вчера, сегодня, завтра», сколько прекрасных художников открыла я для себя благодаря его хозяйке Алле Кощеевой. Иногда картина так ляжет на душу, что невольно, сами собой рождаются слова. Так написались стихотворения «Что мне за дело…» и «Странники». Точно так же, увидев в Интернете фотографию с изображением женщины в красном испанском наряде, танцующей на фоне корабля с красными парусами, мне пришла мысль, что будь здесь изображена Ассоль, то паруса, без сомнения, были бы алыми. Но, страстная испанка никак не вяжется с мечтательностью, ожиданием сказки, вокруг неё кипят роковые страсти, и её паруса могу быть исключительно кровавыми. И вот от лица этой испанки я и написала такие строчки:

Я сменила розовые очки
На кровавую пелену в глазах.
Сердце глупое, прекрати,
Мне про Алые врать Паруса.

Кастаньетами отстучи
Ритм фламенко в душе безумной:
Не воскрес никто от любви,
И никто от любви не умер.

Был талантливо лжив Грин,
Пыль умело пустил в глаза.
Ловко Алыми окрестил
Он Кровавые Паруса.

Я так увлеклась перевоплощением, что совершенно забыла, кем является Грин для женщин всех времён и народов (кстати, я и сама среди этих женщин в первых рядах). Долго я потом пыталась убедить разгневанных матрон из Сообществ, куда меня чёрт дёрнул поместить эти стихи, что я хорошая и сильно люблю Александра Грина. Этого мне так и не удалось. Я сидела у компьютера и тихо радовалась, что разборки проходят в Интернете и мне не смогут ни морду набить, ни на рее вздёрнуть среди этих кроваво-алых парусов (будь они не ладны!!!). И после такого случая Верочка ещё хотела меня убедить, что стихи это чуть ли не зеркальное отражение сущности автора. Ох, сколько же мы тогда в запале спора гадостей наговорили друг другу... приятно вспомнить. А что, часто ли вы говорите неприкрытую реверансами правду хорошо знакомому человеку о его талантах или о его характере? А часто ли вам приходится слышать такую же кристальную правду о себе любимом? Вот то-то и оно... А уж мы с Веркой тогда на славу постарались.

Если ты сама пишешь как чукча – что вижу, то и пою, то это вовсе не означает, что и все так пишут, - раздражённо сказала я.

А если ты всё врёшь, как сивый мерин, то это не значит, что и все врут, - парировала Верка.

Дура Вы, Вера Павловна. И дура беспросветная. Это где же Вы увидели у меня враньё?! Пусть я и половины не пережила из того про что писала, но всё это я пропустила через себя. Каждая моя мысль соответствует тому образу в чью шкуру я пыталась влезть. И вообще, не пора ли Вам домой?!

Давно пора. Там у меня будет возможность почитать настоящие стихи, а не какие-то там рифмовки, - язвительно фыркнула Верочка.

Вот-вот, пойди почитай, - пропела я гаденьким голосочком, - а в свободное от чтения время составь портрет своего поэта по его стихам. Если получится точная копия того, что у тебя каждый день перед глазами – можешь заплевать дверь моего дома, а если возникнут расхождения – милости прошу ко мне на чай с вареньем.

Смородиновым? – сходу заглотнула наживку Веруня и наивно похлопала глазками, изображая героиню «Небесных ласточек».

Мы расхохотались. Смех смехом, а мне сейчас в самую пору спросить скрипучим голосом старой маразматички: « Об чём это я, милыя?...». Что-то меня в сторону от «расследования» занесло.

Итак, Верочка планомерно просеивала Сообщества, в которых состояла Лозовская, на предмет её психологического портрета. И начала она не со стихов (в здравом смысле ей всё-таки не откажешь), а с комментариев, их Алине писали в большом количестве (на общем уровне её стихи выгодно выделялись). Но вот, что странно – на комментарии она практически не отвечала, а если и отвечала, то очень сухо и сдержанно.

Н-н-да, - подумала Вера Павловна, - задачка не для психологов-самоучек. Ну, хорошо, попробуем включить логику: если я вступаю в сообщество, значит, я ищу единомышленников, ищу контакта, общения. Если я в этом сообществе выкладываю свои работы, значит, я хочу узнать о них мнение других людей. Но, если я не стану отвечать на комментарии (или хотя бы просто благодарить за внимание), то кто же захочет мне писать? Из её поведения следует, что ей не важно мнение «сообщников», тогда зачем выставлять работы? Или всё это не имеет смысла, или у меня какая-то неправильная логика.

Вера Павловна задумавшись, машинально зашла в свой любимый стихарь, нашла своих избранных поэтов (новых стихов не обнаружила), равнодушно просмотрела анонсы и приглашения других авторов (читать ничего не хотелось). Так же машинально она подвела курсор к окошку «Имя автора» и вписала: Алина Лозовская. Выпало два автора с таким именем. Верочка даже не удивилась.

Хорошо хоть не десять, - подумала она.

Начала Вера Павловна с Алины Лозовской 2 и сразу же попала в точку. Но, даже если бы их было десять, она всё равно, пусть не с первого, но уж со второго раза точно, вышла бы на нужную ей Лозовскую. Сколько я знакома с Верой – так было всегда. Я не знаю, как ей это удавалось (сама я из двух дверей непременно выберу запертую), наверное, это и есть то, что называют первобытным чутьём, интуицией.

Ага, вот оно где настоящее "логово зверя"...

Вера ни сколько не удивилась своей находке и не испытала особой радости. Она устала.

Последующие два дня ушли на детальное изучение переписки Алины. Верочка внимательно и (как она думала) непредвзято прочитала рецензии на стихи Лозовской и сами стихи, к которым эти рецензии были написаны (не забыв сравнить их со своими впечатлениями), затем она почитала стихи тех людей, кто эти рецензии написал (а судьи кто?). После этого она перешла к рецензиям, которые написала Лозовская, попутно читая стихи, на которые они были написаны. И, наконец, Верочка просмотрела стихи поэтов, которые числились в избранных у Алины (ни одной женщины). Столько стихов Вера Павловна не читала за всю свою предыдущую жизнь.

Так и вкус недолго испортить, - брызнула ядом Верочка, но парочку имён взяла себе на заметку. Закончив эту колоссальную работу, она немного посидела, потом взяла листок бумаги, карандаш и погрузилась в невесёлые раздумья. Что же за человек предстал в её воображении? Хороший ли, плохой ли? И как это вообще можно определить? Наверное, обычный человек, для кого-то - хороший, для кого-то - плохой. Бабушка часто повторяла: « Что русскому хорошо, то немцу – смерть».

Наверное, я – немец, - подумала Верочка.

Карандаш незаметно заскользил по бумаге, постепенно стали расти две колонки - плюсы и минусы Алины Лозовской (естественно, с точки зрения Веры Павловны). Если отбросить все сантименты, длиннющие Верочкины рассуждения и оставить голые факты, то вырисовывался достаточно типичный для нашего времени портрет женщины, пытающейся выжить при новых условиях. Недостаточно старой, чтобы потерять интерес к жизни, но и недостаточно молодой, чтобы ожидать от неё слишком щедрых подарков. Сколько таких женщин приютил, обогрел, принял в свои объятия Интернет. Сколько одиноких, разобщенных людей обрели в нём единомышленников, товарищей по увлечениям, так называемых «родственных душ». Благословен будь Интернет!!!

Вот так же, наверное, благословляли люди огонь, впервые научившись его добывать, так же они благословляли энергию атома, думая, что подчинили её во благо себе. Вот так же я сегодня благословляю Интернет, но где-то в глубине души уже начинают зреть сомнения – а не распорядимся ли мы и этим сокровищем так же, как и всеми остальными…
Верочка сосредоточенно смотрела на свой исписанный листочек, пытаясь рассмотреть, во что же, всё-таки, начал материализовываться образ таинственной Алины Лозовской? Единственные достоверные сведения о ней, не требующие догадок, это то, что она из Ейска (так сказал Андрей) и то, что она работает в средней школе (что преподаёт – не понятно), активно занимается организацией вечеров, праздников, возит детей на конкурсы и отдаёт им всё своё свободное время (это проскочило в её переписке). Всё дальнейшее – сплошные умозаключения:

Мыслит трезво, изъясняется грамотно, логично. При общении пользуется психологическими приёмами, хотя, сказать, что владеет ими на профессиональном уровне нельзя – грубовато выходит (возможно, в особенно трудные жизненные моменты пыталась подрабатывать в сетевом маркетинге, обычно там учат нехитрым приёмам воздействия на клиентов).

Уверена в себе – ни один совет, ни одно замечание не приняла с благодарностью.

Умеет за себя постоять – одного непутёвого шутника так вызвездила, что Верочка почти реально ощутила щёлканье зубов. Про таких у бабушки была замечательная пословица: «На том берегу бабы таки гавкучи – я одна шестерых так еле ж перегавкала».

Настойчива - бьёт в одну точку, пока не завалит стену (не общительным авторам писала отзывы на их стихи до тех пор, пока они не начинали отвечать, на некоторых особо упрямых у неё уходил не один месяц).

Верочке было очень жаль, что среди этих упрямых она не обнаружила своего Андрюшеньку. Простодушный и воспитанный он сразу же откликнулся на лестные отзывы Алины. Первые бомбардировки, оказывается, начались более полутора лет назад.

Всех понравившихся поэтов Лозовская делила (возможно, даже не осознанно) на мужчин и женщин. Женщин хвалила, как учениц начальных классов (издержки профессии?) – покровительственно-снисходительно. И «поэтессы» радостно принимали этот тон, не ощущая его оскорбительности (может, они там все знакомы друг с другом и она у них что-то вроде гуру?). Мужчин хвалила восторженно, проникновенно и многословно, и их стихи непременно вызывали у неё слёзы. Слёзы на глазах, на щеках, на подушке, на клавиатуре, на страницах и т.д., короче – море слёз при таком же обилии восклицательных знаков. Название для этой черты характера Верочка подобрать не смогла (по крайней мере, приличного).

Портрет получался не очень симпатичный, хотя, в глубине души, полузадушенный голос справедливости из последних сил пытался прохрипеть Верочке, что виновата в этом может быть не столько модель, сколько художник. Голос всё зудел и зудел пока Верочка не сдалась:

Ну, чёрт с тобой! Пусть это я плохая, злобная, несправедливая, с воспалённым от недосыпания чувством подозрительности. Пусть! Тогда я оставлю ей пару комментариев, благо темы есть подходящие к случаю, и посмотрю, как она на них отреагирует. Глядишь, что-нибудь и прояснится.

На одно из стихотворений Алины был написан такой комментарий, цитирую:

Как вы правы Алина, Виртуал: Театр, ВНЕПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ ПЕРЕДАЧИ ДУШ!!!

И Верочка решила под ним оставить такое замечание:

Я согласна с Вами, виртуал - это действительно театр. Но сколько же такта и осторожности нужно, чтобы не заиграться в нём. А вдруг, такой хрупкий и беззащитный реальный мир, рухнет под тяжестью «внепространственного канала передачи душ». Было бы жаль, не правда ли?

Второе своё замечание она оставила под комментарием самой Алины:

Никогда нельзя молчать, думая, что люди сами догадаются... Обо всём надо говорить. Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть, что не сделал, - писала Лозовская.

Совершенно с Вами согласна, - написала ей Верочка. Я тоже за прямоту. И не было в моей жизни случая, чтобы я пожалела о сделанном. Правда, поступки мои, как правило - результат долгих раздумий.

Вера Павловна и сама толком не знала, чего она ожидает от этих своих «шифровок». Написала наобум и стала ждать ответа. И дождалась. Только не от туда, от куда поджидала. Собственно говоря, вся эта идея с комментариями оказалась совершенно лишней и если бы Вера подождала пару дней, она и так получила бы исчерпывающие ответы на все свои вопросы. Но нам ничего не дано знать наперёд, хоть бы какие «вещие сны» нам снились.

ШЕСТОЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ.

Прошёл четверг, за ним пятница, ответа не было. В ночь с пятницы на субботу Вере опять приснился её «виноградный сон»: она лежит на постели, весь потолок заплетен виноградной лозой. Лоза увешана тугими переспевшими гроздьями винограда. Ягоды лопаются от распирающего их сока, и он приторными, розовато-бурыми каплями стекает на Веру Павловну, обволакивает её своей липкостью, не позволяя ни встать с кровати, ни пошевелиться, ни повернуть голову или прикрыть глаза. Они широко открыты и смотрят вверх, на потолок. В это время под тяжестью винограда потолок начинает медленно, как это бывает только во сне, падать на Верочку. Она с криком проснулась. Андрей не шелохнулся, сделал вид, что спит.

Утром Верочка сбегала на рынок, попутно решила кое-какие проблемки, накопившиеся за неделю. Погода была просто замечательная, весна брала своё. Прохладно и солнечно, ветра нет, асфальт сухой.

За городом, наверное, дорожки тоже уже просохли – думала Вера. Всё, пора, пора возобновлять прогулки. Какое счастье, зимнему заточению пришёл конец. Сейчас позавтракаем и вытащу Андрея погулять.

Андрей Васильевич, как всегда, встретил её на пороге, забрал пакет с продуктами и отнёс на кухню. Она выкладывала покупки и рассказывала нехитрые рыночные новости, он стоял рядом и слушал её. Они договорились через часик сходить погулять и тут, как всегда, зазвонил мобильный телефон. Они заговорщицки переглянулись, сдерживая смех – всякий раз, как только они размечтаются пойти куда-нибудь, непременно звонит телефон, Андрея вызывают на работу: у кассирш сбоят кассовые аппараты, у бухгалтерш катастрофа – налоговики, оправдывая своё существование, изобрели очередную поправку в отчёте, и в общем целом - крокодил не ловится и не растёт кокос. Вера прислушалась к разговору (хоть бы не сорвалось, хоть бы не сорвалось, мысленно посылала она сигналы), хотя прислушиваться не было никакой необходимости, из трубки буквально ревел женский голос. Голос был низковатый, резкий (у Гергиева ей точно не петь) и очень громкий, он выдавал длинные тирады, что-то про погоду в Карпатах. Верочка расслабилась, слава Богу, не с работы. Это, наверное, Марина (одногруппница Андрея и жена старосты группы по совместительству). Вера и Андрей во время отпуска гостили у них несколько дней. «Наверное, Маринка простудилась, - подумала Верочка. Голос трещал безумолку, а Андрей отвечал односложно, как-то слишком официально и на «Вы». Голос из трубки спросил про какие-то карты Ужгорода, Андрей сказал, что сейчас помочь ничем не сможет, разве что в понедельник. Голос из трубки как-то недоумённо и разочарованно сказал, что в понедельник он (в смысле - голос) уже уедет. Разговор закончился. Верочка спросила:

Кто это звонил?

Из типографии. Нахватались вирусов – нужно почистить. Но прогулка не отменяется, я договорился на понедельник.

Из какой типографии? – удивилась Верочка. – Из Ужгородской что ли?!

Из какой Ужгородской, почему Ужгородской?! – в свою очередь опешил Андрей.

Но ведь речь шла о погоде в Карпатах и каких-то картах Ужгорода…

Тогда я чего-то недопонял, я думал, что разговариваю с нашей типографией.

Он начал рыться в телефоне, изображая, что хочет посмотреть, откуда был звонок.

Странно, - сказал он, - номер не отпечатался.

Андрей Васильевич понял, что Вера Павловна слышала разговор, но осознать этого до конца ещё не мог, он судорожно пытался стереть входящий номер. Ложь была столь очевидной и столь неумелой, что Верочке до слёз стало стыдно. Они с Андреем не были святыми, как и любого нормального человека по жизни их сопровождали всякие «хитрости и мелкие злодейства» (кажется, так это называл Окуджава). Но это были житейские мелочи, не скрывающие за собой какую-то грязь или непорядочность. Короче, практика вранья в их семье не была отработана и сочинять на ходу ни Андрей, ни Вера не умели. Наконец-то Андрей осознал, в какое он попал положение, лицо у него посерело и ей показалось, что он перестал дышать. Он ощутил такое унижение, какого, может быть, не испытывал никогда. И она тоже, буквально физически, ощутила это его унижение и испугалась. Испугалась до холода в руках и ногах, до тёмных кругов перед глазами, до окаменения сердца. И это, уже окаменевшее сердце, ещё умудрилось сжаться от жалости к нему:

Господи, господи, ну сделай же что-нибудь, - мысленно взмолилась Верочка.

Наверное, Бог услышал её. Кровь прилила к лицу Андрея Васильевича, он вдохнул воздуха и заорал. Он бесцельно бегал по комнатам и орал, начинал что-то надевать на себя и орал, шёл в ванную комнату, начинал бриться и орал. Он обвинял её во всех смертных грехах, говорил, что она довела его своими идиотскими снами до шизофрении, что он уже сам не знает, что делает, что говорит и всё время чувствует себя преступником. Она пыталась в чём-то оправдаться, что-то пояснить, но он не слушал и орал, орал, орал… А она беззвучно плакала и думала: « Кричи, кричи миленький, пусть весь этот стыд выходит криком…». Наконец они устали. Сильно устали. Она ушла в свою комнату, он молча пошёл добриваться, повисла густая, гнетущая тишина.

Нет, это не должно закончиться такой тишиной, - подумала Вера Павловна, - такой тишиной может закончиться только всё…

Она приняла решение, поднялась с дивана и пошла к мужу.

Андрей, ты прости меня, пожалуйста. Я никогда не была ревнивицей, не страдала подозрительностью, никогда не контролировала тебя и не ограничивала твою свободу, всегда доверяла тебе. Я и сейчас тебе доверяю. Просто я хотела знать, что происходит…

На лице Андрея отразилось удивление. А Верочка продолжала говорить, она храбро брала на себя всю вину за всё случившееся. Андрей облегчённо вздохнул и поверил, или сделал вид, что поверил, в свою полную невиновность за сложившуюся ситуацию. Его глаза потеплели и он, почти спокойно, стал выговаривать жене, что так вести себя нельзя, что без доверия жить невозможно, что их жизнь уже лет двадцать назад перевалила за свою половину и преступно тратить то, что осталось на глупости. Он смотрел ей в глаза и твердил:

Ты должна мне поверить, что я не сделал ничего плохого, поверь – ни-че-го плохого!
Он повторял и повторял, что устал и хочет от этой жизни просто покоя (можно подумать, что она и день, и ночь мечтает о лаврах Буревестника).

И вот после этого, наконец-то, наступила та тишина. Тишина, которая приносит облегчение и, если не полный покой, то хотя бы возможность собраться с силами и мыслями. Андрей Васильевич пошёл побродить по городу для успокоения, а Вера Павловна осталась наедине с этими самыми мыслями:

Ну, вот всё и встало на свои места: Лозовская в Украине, наслаждается Карпатами, беседует с Андреем по телефону, бродит по Ужгороду. По моему Ужгороду!!! Вот С-с-сука… – неожиданно для себя вслух выругалась Вера Павловна. Выругалась и засмущалась, постаралась перевести всё на шутку даже перед самой собой:

Фи, мадам, такие светлые чувства и в такой грубой форме…

Кто владеет информацией, тот владеет миром, - прошептала Вера и горько усмехнулась, - И что, сильно мне это помогло? Я знаю причину своих кошмаров. И я более чем уверена, что больше они мне сниться не будут. Меня предупредили, вот только, что мне с этим предупреждением делать? До чего же удивительным образом всё сложилось. Не будь этих снов – я бы не обратила внимания на этот звонок, а не будь этого звонка – я бы никогда не узнала, к чему мне снились эти сны, всё так и осталось бы в области догадок. Ведь никакой, даже самой изощрённой фантазии не хватило бы, чтобы предположить подобное свинство. Потом я бы с уверенностью говорила, что все эти сны - полная ерунда и только один Андрей знал бы их истинную цену. А ведь и действительно - он всё знал... Видел, как я мучаюсь, и ничего не сказал, ничего не сделал...

Нервишки у Верочки сдали и она расплакалась, горько, жалобно, безысходно. Более трёх часов выливались со слезами накопленные усталость, страх, неизвестность, боль… Хотя, боль, пожалуй – нет. Боль просто затаилась.

Всё это произошло в субботу, все последующие дни Верочка постоянно спала (даже на работе всё время клевала носом), а через четыре дня ей в стихарь пришло сообщение от Лозовской. Верочке это сообщение было уже ни к чему. Всё, что она хотела знать, она и так знала, но сообщение пришло и не прочесть его она не могла. Прочла...

От злости у неё потемнело в глазах. По складу характера Вера Павловна всегда была человеком прямым, но не лишённым деликатности. Если она задавала кому-то вопрос, но не получала на него ответа, то второй раз она этот вопрос не задавала. Если вопрос задавали ей – она отвечала на него чётко и по существу, либо не отвечала совсем. Юлить она не умела и в других эту черту глубоко презирала. Лозовскую Вера не считала дурой и была уверена, что та поняла суть её посланий и причину, по которой эти послания были отправлены. Внутренне она была готова к тому, что Алина может просто не пойти на контакт (тем более, что опыт игнорирования комментариев у неё преогромный), но, то, что она написала, с точки зрения Веры Павловны было просто хамством. Алина перечитала все Верочкины стихи и под последним из них написала:

Вы выросли.

И всё. И ни единого слова о том, что беспокоило Веру.

Может быть, она не заметила мои комментарии? Стоп! Тогда каким же ветром её надуло на мою страницу в стихаре? Ну, что ж, мадам, хочется поиграть в великую дипломатку?!

О, как! – кипела Верочка. - Мэтр словесности измерил и вынес вердикт, что я выросла.

Вера была более чем уверена, что ни одного из её «стишонков» Лозовская не запомнила и всё это дешёвые психологические штучки. Её всегда смешило, когда, спустя пару лет попадая к стоматологу, видела его широкую улыбку и слышала дежурную фразу: «Как же, как же, я прекрасно Вас помню. Как себя ведёт наш зубик, который мы лечили?». Как-то она не выдержала и съехидничала: «Не знаю, не знаю, но можно посмотреть. Где Вы там хороните наши загубленные зубки?». В этом была вся Верочка. Хорошо стоматолог попался с юмором.
Лозовской она тоже выдала ответ не задумываясь, с пол-оборота:

С чего бы это? – написала она. - Все стихи (за исключением двух последних) – старые. Вы видели их в прошлом году на моей страничке, откуда они и были перенесены без изменений в Стихарь. С ув. В.П.
P.S. Надеюсь, Украина встретила Вас доброжелательно, поездка оказалась удачной и оправдала все Ваши ожидания.

Верочка нагло врала, в стихаре она разместила в основном новые стихи, не такие, на её взгляд, беспомощные как в блоге. Ну, и про Украину ввернула, чтобы уже наверняка знать – она звонила или нет. Алина сразу же попалась в ловушку:

Я про последние стихи и сказала. Я помню Ваши прежние в блоге. Украина встретила меня замечательно! Мне здесь было очень хорошо. Нельзя не полюбить всё, что здесь увидела. Талантливейшие, прекрасные люди! А музыка! А песни! Природа! Ужгород потряс.
В глазах Веры Павловны этот ответ был приговором для Лозовской. Отныне она оставляет за собой право не уважать этого человека. При желании женщина может обмануть мужчину, даже самого мудрого, но обмануть другую женщину (даже самую простодушную) – это уже задача посложнее. Вера отправила Лозовской последнее сообщение, которым решила поставить точку на всей этой истории:

Вам несказанно повезло, - написала она. Насчет природы и Ужгорода всё понятно, они всегда на месте. А вот масса талантливейших, прекрасных людей, да еще и с музыкой, и с песнями, и в нужное время, и в нужном месте – поистине царская удача.
P.S. Извините, не удержалась. У меня всегда такая реакция на обилие восклицательных знаков, - не удержалась от сарказма Вера Павловна.

Вот и всё. Закончилось расследование, закончились странные сны (в этом Вера была уверена). Взгляд Верочки упал на календарь, месяц тоже закончился...

Время шло, Верочка отоспалась и обрела равновесие. Как-то после работы мы случайно столкнулись с ней по дороге домой. Погода располагала к неспешной прогулке. Мы сели на лавочку в замечательном скверике, который не смогли испортить даже два совершенно безобразных фонтана и, обмениваясь новостями, постепенно разговорились. Болтали обо всём и ни о чём, попутно подшучивая друг над другом.

Ну, хвались, каких ещё подарков надарил тебе твой поэт? – спросила я.

К подаркам могло относиться всё что угодно: музыка, фотографии, интересные стихи малоизвестных поэтов, уникальные записи незаслуженно забытых певцов, словари и энциклопедии, фильмы. Всё, что на взгляд Андрея, заслуживало внимания, скачивалось, записывалось, распечатывалось. А всё, что из этого нравилось Верочке – перекочёвывало в её сокровищницу. И наплевать ей было, что понравившимся ей справочником, уже не один десяток лет пользуется половина человечества, что музыка, стихи и песни могли исполняться для любимых людей этих композиторов, поэтов, певцов, что Ужгород был основан ещё в ІХ веке (и, конечно же, не Андрюшенькой) – ей глубоко на это было наплевать. Всё, что попадало в её загребущие руки из рук Андрея, считалось подарком и, следовательно, её неоспоримой собственностью. Это были её справочник, её музыка, её город. Всё это, конечно, была игра, и эти сокровища затем щедро тиражировались (за исключением, естественно, Ужгорода) и с удовольствием дарились многочисленным знакомым Верочки и Андрея. И, тем не менее, как говорится: в каждой шутке есть доля правды…

Верочка перечислила, какие у неё появились новинки за то время, что мы не виделись. Я сразу же застолбила для себя подборку произведений Астора Пьяццоллы с различными аранжировками и в исполнении различных оркестров.

Вот это царский подарок, - сказала я.

Может быть, - спокойно ответила Верочка. Только знаешь, я больше не воспринимаю это как подарок. Да и старых своих подарков я, похоже, лишилась. Как, впрочем, и царского звания. Я больше не ощущаю короны на своей голове.

Я вопросительно посмотрела на Веру, а она так же спокойно продолжала:

Понимаешь, как-то пришли мы с концерта и под впечатлением от «Забвения» Пьяццоллы стали перерывать Интернет, сравнивать различные исполнения, затем услышали общие темы с произведениями некоторых наших композиторов. Полезли искать, кто раньше написал своё произведение и кто от кого «вдохновился». Попутно вспомнили массу произведений похожих по стилю, по настроению. Всё это прослушали, обсудили. Из всего этого потом получился великолепный альбом с великолепной музыкой в исполнении великолепных музыкантов. Разве это не подарок? Но когда первый восторг прошёл, я почему-то подумала, что уже завтра этот альбом смогут слушать где-нибудь в Ейске.

Недавно Андрей разучивал новую песню на гитаре, песня замечательная. Он записывал себя, прослушивал, что-то исправлял и опять записывал, и прослушивал. Я очень люблю такие моменты в нашей жизни, но в этот раз, почему-то подумалось – уже завтра эту песню кто-то сможет прослушать где-нибудь в Ейске. Так же, как этот кто-то, вдруг взял и наследил на улицах моего Ужгорода. Не удивлюсь, если карты, о которых шла речь по телефону – это карты маршрутов, по которым мы гуляли вдвоём с Андреем. Мне неприятно думать, что с этим человеком он беседует на те же темы, что и со мной, делится теми же воспоминаниями. У меня отобрали чувство собственной исключительности. Понимаешь?

Понимаю… А как твой сон, Вера, больше не снится?

Пару недель назад, начал было опять сниться, но он меня больше не пугает. Я его просто меняю. Представляю, что развожу в большой лейке отраву, лью под корень и наблюдаю, как растение желтеет, корчится и гибнет (Вера и раньше мне говорила, что умеет, не просыпаясь, поменять сюжет сна, но я не верила – теперь верю, с неё станется).
Мы ещё немного поболтали и пошли по домам. Я оглянулась. Навстречу Верочке по аллее шёл Андрей, они секунду постояли, потом развернулись и, оживлённо беседуя, направились в сторону противоположную их дому (значит опять либо в лес, либо на озеро, либо в любимую кафешку - возле леса у самого озера).

Врёшь ты всё, Верка. Я даже со своим плохим зрением вижу на тебе корону, может быть слегка помятую, потускневшую, может быть надетую слегка набекрень, но это, несомненно – корона, - подумала я и тихонько побрела по направлению к своему дому, машинально щупая рукой собственную макушку:

Н-н-да, ни тебе короны, ни даже тюбетейки...

ЭПИЛОГ.

Возможно, кого-то этот рассказ сильно разочаровал. Кому-то покажется, что при такой многообещающей, прямо таки мистической завязке – развязка оказалась пресноватой. Меня же эта история зацепила за живое. Из любопытства я тоже посетила страничку Алины Лозовской, чтобы составить своё собственное мнение об этой женщине.

Не удивительно, что я увидела несколько иной портрет, чем Вера Павловна. Я увидела умную, образованную, настойчивую, скучающую женщину, которой очень одиноко и которой очень хочется заполнить это одиночество общением с людьми близкими ей по духу, интересам и интеллекту. Женщину, которой очень хочется побыть слабой, нежной, желанной.

Я не вижу её вины в том, что ей посвятили стихи, подарили книгу. Не вижу её вины в том, что ей захотелось посмотреть Украину, а может быть просто оказаться поближе к человеку, поразившему её воображение. И кто знает, может быть, где-то в глубине души она и надеялась, что этот человек сам покажет ей все красоты Карпат. Но можно ли винить человека за надежды?

И можно ли её винить за то, что ей глубоко наплевать на душевный покой, да и на само существование какой-то там Веры Павловны? В конце концов, это должно волновать близких самой Веры Павловны, и если она не заслужила за много лет бережного к себе отношения, то это её проблемы, при чём же здесь Алина? Правда, некоторые моралисты могут возразить:
- А как же элементарная порядочность? Разве можно получать удовольствие, точно зная, что в это время страдает и мучается другой человек?

Можно, уважаемые моралисты. А разве вам не приходилось договариваться со своей совестью, получать желаемое и при этом гордо носить «звание хорошего человека»? Не отвечайте, не нужно, вопрос был чисто риторическим. Именно по этому я считаю, что было бы глупо ожидать от Алины, что она согласится по собственной воле прекратить это знакомство. Более того, мне почему-то кажется, что теперь она вряд ли позволит и Андрею Васильевичу так просто забыть о своём существовании (захоти он о нём позабыть). Уверена, что следующим её шагом будет покорение скайпа в доме Верочки, или я ничего не понимаю в женщинах.

И виновата ли Вера Павловна в том, что так серьёзно относится ко всему, что связано с её семьёй, что в ней до неприличия развито чувство собственности, что не желает терпеть в своём пространстве никаких проявлений посторонних «родственных душ»: будь то музыка, песни, стихи или голос из телефонной трубки. Виновата ли она в том, что, живя в Полесье, сумела почувствовать присутствие Лозовской в Карпатах? Я говорю об этих удивительных снах. Да, собственно, если бы не сны – вся эта история была бы обычной историей про обычную ревнивую дуру.

Я сидела у компьютера и общалась со своей подругой Еленой Морозовой. Более года назад нас познакомил Интернет, прошлым летом она побывала у меня в гостях. За три дня она сумела стать другом моей семьи. Неожиданно мне пришла в голову мысль, а что, если бы на её месте оказался мужчина, смог бы мой муж так же радушно принять эту дружбу? Сомневаюсь.

С приходом Интернета фраза «Мой дом – моя крепость» утратила свой смысл, стены наших домов больше не могут защитить нас от фантомов из Интернет-пространства. И сколько такта и чуткости понадобиться, чтобы жить в этом пространстве, не наступая друг другу на Души, чтобы «канал внепространственного переноса душ» приносил нам радость общения, а не горечь обид.

ПЛАН-КОНСПЕКТ

урока литературы в 10а классе

1.Ф.И.О. Черепанова Н.В.

2.Место работы МБОУ СОШ № 15

3.Должность учитель русского языка и литературы

4.Предмет литература

5.Класс 10 класс

6.Тема урока

(по роману Н.Г.Чернышевского «Что делать?»)

7.Базовый учебник Сахаров В.И., Зинин С.А. Литература. 10 класс: учебник для общеобразовательных учреждений: в 2ч. - М.: ООО «ТИД «Русское слово – РС», 2010г.

8.Цель урока:

Расширить представления учащихся о «новых людях», помочь почувствовать их самобытность, красоту, богатую и напряжённую умственную жизнь.

9.Задачи:

- обучающие

определить значение сна Веры Павловны, взгляд писателя на роль женщины в обществе;

выяснить, как показано будущее в романе;

-развивающие

совершенствовать навыки работы с текстом произведения, развивать монологическую речь учащихся, умение анализировать и обобщать;

-воспитывающие

воспитывать социально значимую личность, умеющую ценить труд, знания, красоту, готовую служить Отечеству.

-метапредметные умения:

работа с разными источниками информации, работа с текстом художественной литературы, поиск ответа на проблемный вопрос

10.Тип урока : комбинированный

11.Формы работы обучающихся:

фронтальная, индивидуальная

12. Необходимое техническое оборудование:

Словарь С.Ожегова, тексты романа «Что делать?» Н.Чернышевского

Ход урока

Организационный момент. Сообщение темы, задач урока.

Сегодня на уроке мы продолжим работу по анализу глав из романа Н.Чернышевского «Что делать?»

Тема нашего урока: «Четвёртый сон Веры Павловны»

- Эпиграфом к уроку возьмём слова Н.Чернышевского:

…будущее светло и прекрасно.

Любите его, стремитесь к нему, работайте для него,

приближайте его, переносите из него в настоящее,

сколько можете перенести.

Н.Г.Чернышевский. Роман «Что делать?»

- Наша задача:

1) выяснить значение сна и романа;

2) определить взгляд писателя на роль женщины в обществе;

3) рассмотреть, как показано будущее в романе.

Повторение. Актуализация знаний.

Когда и где родился Н.Чернышевский?

1828г., Саратов

Какое образование он получил?

Он учился в Саратовской духовной семинарии,

затем в Петербургском университете на отделении

общей словесности философского факультета.

Какие языки он знал?

К 16 годам он знал английский язык, немецкий,

французский, греческий, латинский, польский,

персидский, татарский.

В каком журнале работал Чернышевский?

В журнале «Современник»

Какое направление журнала «Современник» определилось под руководством Некрасова и Чернышевского?

Революционно-демократическое

Почему Чернышевский был арестован?

Поводом к аресту послужила прокламация

«Барским крестьянам от их доброжелателей поклон»

Когда состоялась гражданская казнь Чернышевского?

дощечка с надписью «Государственный преступник»

Каково было решение суда?

14 лет каторжных работ в рудниках,

с последующим поселением в Сибири.

Когда был написан роман «Что делать?»

Почему цензура пропустила роман в печать?

1. 1. «Первое следствие дурацкого дела»

      «Предисловие»

      «Жизнь Веры Павловны в родительском семействе»

      «Первая любовь и законный брак»

      «Замужество и вторая любовь»

      «Второе замужество»

      «Новые лица и развязка»

      Перемена декораций»

Кому посвящён роман «Что делать?»

Ольге Сократовне, жене писателя

Что можно сказать о жанре романа?

- социально-бытовой

- семейно-бытовой

- детективный

- публицистический

- интеллектуальный

-что делать для избавления народа от страданий?

- кто это сделает?

- каким будет будущее?

- что из настоящего можно взять в будущее?

- какова роль женщины в обществе?

Почему Рахметова называют «особенным человеком»?

Сообщение ученика о Рахметове.

Что такое ригоризм? Почему Рахметова называют ригористом?

Ригоризм – чрезмерная строгость, прямолинейность в соблюдении нравственных принципов в поведении.

Ригорист – человек, отличающийся ригоризмом.

Итак, Рахметов в романе Чернышевского – «особенный человек», ригорист, человек «другой породы», т.е. профессиональный революционер.

Умный, одарённый, отличающийся редкой трудоспособностью, он заранее готовит себя к революционной работе.

Огромно его желание освободить народ от угнетения.

«Мало их, но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало… Это цвет лучших людей, это двигатель двигателей, это соль соли земли», - писал с восхищением Чернышевский.

Зачем же перед «Четвёртым сном Веры Павловны», повествующем о будущем, дан рассказ о Рахметове?

Чтобы увидеть, ради чего ведётся революционная

борьба. Итог этой борьбы – светлое будущее.

Работа с текстом.

«Четвёртый сон Веры Павловны»

Рассмотрим, как показано будущее в романе:

1. Как описывается природа? Стр.381

Природа очень красивая, природа радует

(социальная функция пейзажа)

1. Как выглядит город? Зачитайте. Стр.383

Дивный город, много чудных храмов, всюду статуи

Прекрасные библиотеки, музеи, театры

1. Что сказано о народе? Каков он? Стр.383

Народ прекрасен, он деятельный, живой, весёлый

1. Каково отношение к женщине? Стр.384

«…человеческого достоинства они ещё не признавали в ней…»

1. Какой будет жизнь в новом обществе? Гл.8, стр. 393

Много молодых, долго не стареют

Дети любят трудиться

Всё делают за людей машины

Во время труда люди поют:

им весело работать

1. Почему они так счастливы? Гл.10 (в конце), стр.400

Люди счастливы, потому что живут свободно,

разумно, творчески, развивая и совершенствуя

свои способности, наслаждаясь

гармонической полнотой существования.

Источником их жизни является труд.

1. Каково же будущее? Гл.11, стр.401

«…будущее светло и прекрасно…»

1. Что необходимо женщине, чтобы она была счастлива в новом обществе?

Свобода и равноправие с мужчиной

Вера Павловна, как и большинство «новых людей», рано начала работать, преодолевать невзгоды и трудности. Для неё недостаточно быть счастливой только в личной жизни. Она хочет жить для народа, бороться за освобождение других женщин. Её невозможно заставить что-либо делать против её воли.

Личное счастье «невозможно без счастья других» - таков взгляд писателя на роль женщины в обществе.

Только когда женщина станет свободной, равноправной с мужчиной, можно говорить о свободном обществе.

Сравните Веру Павловну с Кукшиной, героиней романа И.С.Тургенева «Отцы и дети».

Что общего и в чём отличие?

Роман Н.Чернышевского «Что делать?»

Вера Павловна

Роман И.С.Тургенева «Отцы и дети»

Е.Кукшина

Задумываются о положении женщины в обществе

1) много читает, помогает мужу

только рассуждает о нигилизме

2) открыла мастерскую, трудится, чтобы

приблизить приход нового времени

ничего не делает, её убеждения фальшивы и неглубоки

3) счастлива сама и думает о счастье других женщин

считает себя «эмансипе»

Сообщение ученика о «Четвёртом сне Веры Павловны»

- Значение сна – изображение светлого будущего .

- Почему роман «Что делать?» можно назвать романом-утопией?

Утопия – нечто фантастическое, несбыточное, неосуществимая мечта

- Значение романа:

1) роман зовёт к действию, учит жить

2) воспевает деятельный, свободный труд человека;

3) показывает светлое будущее;

4) раскрывает роль женщины в обществе

Н.Чернышевского волновала судьба страны, народа, он звал на борьбу за светлое будущее, как и строки его идейного союзника, поэта Н.Некрасова:

…Не может сын глядеть спокойно

На горе матери родной,

Не будет гражданин достойный

К Отчизне холоден душой,

Ему нет горше укоризны…

Иди в огонь за честь Отчизны,

За убежденья, за любовь… (Н.Некрасов «Поэт и гражданин»)

Обратимся ещё раз к эпиграфу.

Какие выводы для себя мы можем сделать после прочтения романа «Что делать?»

-Учиться, любить Родину, трудиться на благо Отечества

Домашнее задание: сочинение в форме эссе

1в. - Образ Веры Павловны и «женский вопрос» в романе Чернышевского «Что делать?»

2в. – Чем привлекает вас образ Рахметова? Что в нём вы не принимаете?

Индивидуальное задание: сообщение о жизни и творчестве Н.Некрасова

Карточка-задание

Письменно ответить на вопрос:

Карточка-задание

Письменно ответить на вопрос:

Можно ли назвать подвигом жизнь и творчество Н.Чернышевского? Почему?

Ключевое место в романе занимает "Четвертый сон Веры Павловны", в котором Чернышевский развертывает картину "светлого будущего". Он рисует общество, в котором интересы каждого органически сочетаются с интересами всех. Это общество, где человек научился разумно управлять силами природы, где исчезло драматическое разделение между умственным и физическим трудом и личность обрела утраченную в веках гармоническую завершенность и полноту. Однако именно в "Четвертом сне Веры Павловны" обнаружились слабости, типичные для утопистов всех времен и народов. Они заключались в чрезмерной "регламентации подробностей", вызвавшей несогласие даже в кругу единомышленников Чернышевского. Салтыков-Щедрин писал: "Читая роман Чернышевского "Что делать?", я пришел к заключению, что ошибка его заключалась именно в том, что он чересчур задался практическими идеалами. Кто знает, будет ли оно так! И можно ли назвать указываемые в романе формы жизни окончательными? Ведь и Фурье был великий мыслитель, а вся прикладная часть его теории оказывается (*154) более или менее несостоятельною, и остаются только неумирающие общие положения".

Роман "Пролог". После публикации романа "Что делать?" страницы легальных изданий закрылись для Чернышевского навсегда. Вслед за гражданской казнью потянулись долгие и мучительные годы сибирской ссылки. Однако и там Чернышевский продолжал упорную беллетристическую работу. Он задумал трилогию, состоящую из романов "Старина", "Пролог" и "Утопия". Роман "Старина" был тайно переправлен в Петербург, но двоюродный брат писателя А. Н. Пыпин в 1866 году вынужден был его уничтожить, когда после выстрела Каракозова в Александра II по Петербургу пошли обыски и аресты. Роман "Утопия" Чернышевский не написал, замысел трилогии погас на незавершенном романе "Пролог". Действие "Пролога" начинается с 1857 года и открывается описанием петербургской весны. Это образ метафорический, явно намекающий на "весну" общественного пробуждения, на время больших ожиданий и надежд. Но горькая ирония сразу же разрушает иллюзии: "восхищаясь весною, он (Петербург.- Ю. Л.) продолжал жить по-зимнему, за двойными рамами. И в этом он был прав: ладожский лед еще не прошел". Этого ощущения надвигающегося "ладожского льда" не было в романе "Что делать?". Он заканчивался оптимистической главой "Перемена декораций", в которой Чернышевский надеялся дождаться революционного переворота очень скоро... Но он не дождался его никогда. Горьким сознанием утраченных иллюзий пронизаны страницы романа "Пролог".

В нем противопоставлены друг другу два лагеря, революционеры-демократы - Волгин, Левицкий, Нивельзин, Соколовский - и либералы - Рязанцев и Савелов. Первая часть "Пролог пролога" касается частной жизни этих людей. Перед нами история любовных отношений Нивельзина и Савеловой, аналогичная истории Лопухова, Кирсанова и Веры Павловны. Волгин и Нивельзин, новые люди, пытаются спасти героиню от "семейного рабства". Но из этой попытки ничего не выходит. Героиня не способна отдаться "разумным" доводам "свободной любви". Нивельзина она любит, но "с мужем у нее такая блистательная карьера". Оказывается, самые разумные понятия бессильны перед лицом сложной действительности, которая никак не хочет укладываться в прокрустово ложе ясных и четких логических схем. Так на частном примере новые люди начинают осознавать, (*155) что сдвинуть жизнь одними высокими понятиями и разумными расчетами необычайно трудно. В бытовом эпизоде как в капле воды отражается драма общественной борьбы революционеров-шестидесятников, которые, по словам В. И. Ленина, "остались одиночками и потерпели, по-видимому, полное поражение". Если пафос "Что делать?" - оптимистическое утверждение мечты, то пафос "Пролога" - столкновение мечты с суровой жизненной реальностью.

Вместе с общей тональностью романа изменяются и его герои: там, где был Рахметов, теперь появляется Волгин. Это типичный интеллигент, странноватый, близорукий, рассеянный. Он все время иронизирует, горько подшучивает над самим собой. Волгин - человек "мнительного, робкого характера", принцип его жизни - "ждать и ждать как можно дольше, как можно тише ждать". Чем вызвана столь странная для революционера позиция? Либералы приглашают Волгина выступить с радикальной речью на собрании провинциальных дворян, чтобы, напуганные ею, они подписали наиболее либеральный проект готовящейся крестьянской реформы. Положение Волгина на этом собрании двусмысленно и комично. И вот, стоя в стороне у окна, он впадает в глубокую задумчивость. "Ему вспоминалось, как, бывало, идет по улице его родного города толпа пьяных бурлаков: шум, крик, удалые песни, разбойничьи песни. Чужой подумал бы: "Город в опасности,- вот, вот бросятся грабить лавки и дома, разнесут все по щепочке". Немножко растворяется дверь будки, откуда просовывается заспанное старческое лицо, с седыми, наполовину вылинявшими усами, раскрывается беззубый рот и не то кричит, не то стонет дряхлым хрипом: "Скоты, чего разорались? Вот я вас!" Удалая ватага притихла, передний за заднего хоронится,- еще бы такой окрик, и разбежались бы удалые молодцы, величавшие себя "не ворами, не разбойничками, Стеньки Разина работничками", обещавшие, что как они "веслом махнут", то и "Москвой тряхнут",- разбежались бы, куда глаза глядят...

"Жалкая нация, жалкая нация! Нация рабов,- снизу доверху, все сплошь рабы..." - думал он и хмурил брови". Как быть революционеру, если в никитушках ломовых он не видит ни грана той революционности, о которой мечталось в период работы над романом "Что делать?". Вопрос, на который уже был дан ответ, теперь ставится по-новому. "Ждать",- отвечает Волгин. Наиболее деятельными в романе "Пролог" оказываются либералы. У них действи-(*156)тельно "бездна дел", но зато они и воспринимаются как пустоплясы: "Толкуют: "Освободим крестьян". Где силы на такое дело? Еще нет сил. Нелепо приниматься за дело, когда нет сил на него. А видите, к чему идет: станут освобождать. Что выйдет? Сами судите, что выходит, когда берешься за дело, которого не можешь сделать. Натурально, что испортишь дело, выйдет мерзость" - так оценивает ситуацию Волгин. Упрекая народ в рабстве за отсутствие в нем революционности, Волгин в спорах с Левицким вдруг высказывает сомнение в целесообразности революционных путей изменения мира вообще: "Чем ровнее и спокойнее ход улучшений, тем лучше. Это общий закон природы: данное количество силы производит наибольшее количество движения, когда действует ровно и постоянно; действие толчками и скачками менее экономно. Политическая экономия раскрыла, что эта истина точно так же непреложна и в общественной жизни. Следует желать, чтобы все обошлось у нас тихо, мирно. Чем спокойнее, тем лучше". Очевидно, что и сам Волгин находится в состоянии мучительных сомнений. Отчасти поэтому он и сдерживает молодые порывы своего друга Левицкого.

Но призыв Волгина "ждать" не может удовлетворить юного романтика. Левицкому кажется, что вот теперь-то, когда народ молчит, и нужно работать над улучшением судьбы мужика, разъяснять обществу трагизм его положения. Но общество, по словам Волгина, "не хочет думать ни о чем, кроме пустяков". А в таких условиях придется приспосабливаться к его взглядам, разменивать великие идеи на мелкие пустяки. Один воин в поле не рать, зачем впадать в экзальтацию. Что делать? На этот вопрос в "Прологе" нет четкого ответа. Роман обрывается на драматической ноте незавершенного спора между героями и уходит в описание любовных увлечений Левицкого, которые, в свою очередь, прерываются на полуслове.

Таков итог художественного творчества Чернышевского, отнюдь не снижающий значительности наследия писателя. Пушкин как-то сказал: "Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыты для него не существуют". На каторге, гонимый и преследуемый, Чернышевский нашел в себе мужество прямо и жестко посмотреть в глаза той правде, о которой он поведал себе и миру в романе "Пролог". Это мужество - тоже гражданский подвиг Чернышевского - писателя и мыслителя. Лишь в августе 1883 года Чернышевскому "милостиво" (*157) разрешили вернуться из Сибири, но не в Петербург, а в Астрахань, под надзор полиции. Он встретил Россию, охваченную правительственной реакцией после убийства народовольцами Александра II. После семнадцатилетней разлуки он встретился с постаревшей Ольгой Сократовной (лишь один раз, в 1866 году, она навестила его на пять дней в Сибири), со взрослыми, совершенно незнакомыми ему сыновьями... В Астрахани Чернышевскому жилось одиноко. Изменилась вся русская жизнь, которую он с трудом понимал и войти в которую уже не мог. После долгих хлопот ему разрешили перебраться на родину, в Саратов. Но вскоре после приезда сюда, 17 (29) октября 1889 года, Чернышевский скончался.