Святитель митрополит Зиновий (Мажуга). Глинский старец митрополит зиновий

У Владыки Зиновия, главы Саранской и Мордовской митрополии, богатый жизненный опыт, ему есть о чем и о ком рассказать. Непростой путь молодого музыканта к монашескому постригу, десять лет служения при советской власти, общение с людьми, сохранившими духовное наследие Церкви… А затем — максимальное использование возможностей, полученных Церковью в постсоветские годы. Для Митрополита Зиновия характерна решимость начать, сделать первый шаг в новом, только что открывшемся направлении; начать и не отступиться, продолжить, развить. Обо всем этом мы беседовали с ним в столице Мордовии Саранске, в Макаровском Иоанно--Богословском монастыре.

— Владыка, Вы росли в верующей семье или, может быть, пришли к вере и Церкви позднее? Если последнее, то когда и как, какими судьбами это произошло?

— И бабушки мои, и родители были верующими, православными людьми. Меня с раннего детства окружали иконы, меня водили в церковь, хотя и нечасто; и я знал, что в школе об этом распространяться нельзя, это ведь были хрущевские времена… И всё же, оглядываясь на то время, прихожу к мысли, что мое настоящее воцерковление — естественный результат соприкосновения с миром классической музыки. Композиторы классической эпохи, как правило, были людьми религиозными, и их произведения оказывали сильное воздействие на эмоциональный строй моей души. Музыка дала мне возможность испытать возвышенные чувства; чувства, порожденные соприкосновением с идеальным миром красоты и гармонии. Войдя в мир настоящей, высокой музыки еще в детстве, продолжая углубляться в него в юности, я постигал его красоту, от него я получал огромное наслаждение, удовлетворение. Я всегда знал, что это особый язык, который, может быть, выше языка слов; что это возвышенный мир, пробуждающий душу от косности, от спячки… Но вместе с тем уже в консерваторские годы, в 18-19 лет, у меня стали возникать вопросы: для чего я развиваю свои способности, стремлюсь достичь мастерства? Я работаю систематически, ежедневно прилагаю для этого много усилий, а что потом?.. Куда я потом со всем этим? Что выше музыки? Я искал высший смысл своей жизни. Именно тогда я встретился с церковной музыкой. И был до основания потрясен. Помню, я облился слезами… Причем меня никогда не волновали и теперь не волнуют теоретические споры вокруг ее так называемой строгой церковности: партесная, не партесная, концертная, обиходная… Духовная музыка — это особый феномен, и ее глубина не вписывается ни в какие рамки.

Вот так я осознал, что без понятия о Боге у меня в жизни не сойдется ничего.

— Стало быть, одного только церковного воспитания в детстве оказалось недостаточно?

— Думаю, что нет. Человек, помимо того, что он слышит от других, должен еще и сам, лично для себя осознать бытие Божие. У него должна родиться какая-то собственная аргументация. Я ее искал и каждый день находил какие-то новые подтверждения или обоснования для зародившейся у меня осознанной веры. Я радовался каждой своей новой мысли, укреплявшей эту мою веру. В то время у меня произошел случай, который, как мне думается, в тот период оказался поворотным в поиске Бога. В один из вечеров, возвращаясь после занятий из консерватории домой, я усиленно размышлял о глубинах всего сущего, и моя душа очень сильно страдала от того, что у меня нет ясности в ответе на вопрос о бытии Бога. Я нашел пустынное место в каком-то парке и всей силой своей души начал молиться о том, чтобы Он — если Он действительно есть — помог мне Его найти. Никогда не забуду этот вопль души: «Господи, Ты же всё можешь, помоги мне Тебя найти!».

С этого момента в моей жизни многое изменилось. Возникло ощущение не просто интуиции или веры, а радостного осознания Божиего бытия. Это не было фантазией, не было следствием эмоционального разогрева, это было живым, непосредственным ощущением поддержки свыше. Многие события того периода обладали такой силой достоверности Божественного присутствия, что воспринимались как живой диалог с Ним: как только возникал у меня вопрос, касающийся веры, тут же возникали обстоятельства, напрямую отвечающие именно на этот вопрос. Этого было так много, и это было обращено и к разуму, и к сердцу.

К примеру, один из таких эпизодов. Окруженный атеистическим миром, я нуждался в живом религиозном общении, в человеке, которому я мог бы задавать вопросы, связанные с осмыслением веры. И вот совершенно невероятным образом происходит мое знакомство с иноком, бывшим насельником закрытой уже в то время Глинской пустыни. Вы спросите, а что же в этом невероятного? Ну, во-первых, в то время глинские монахи были объявлены оппозицией советской власти (хотя это было совсем не так), и поэтому они были укрыты в православной среде, а во‑вторых, их было очень мало. И эта встреча — одно из величайших чудес моей жизни. Потому что, оглядываясь сейчас на прошлое, я вижу, как Господь Бог с самого начала моего духовного пути окружил меня живыми святыми. Это не метафора, потому что некоторые из них уже канонизированы.

Этот инок был очень образованным человеком. Он мне рассказывал о духовной жизни, и мы с ним вместе искали ответы на многие мои вопросы. Конечно, это особое время поисков было. Один из основных моих вопросов в то время — как согласовать наш естественный разум с разумом религиозным. Тогда как раз стали издаваться научно-популярные книги по молекулярной биологии, генетике, бионике; я всё это читал, по ходу дела разбираясь в терминологии. Я был поражен тем, как всё в этом мире свидетельствует о наличии надмирного, высочайшего Разума! Все наполнено мыслью, смыслом, а наука лишь открывает эту мысль и пытается эти открытия поставить себе на службу. Многое становилось на свои места. Тезисы о том, что материя порождает сознание, о том, что миром правят законы материи, порождали вопросы о природе самих законов материи: что это за силы в природе, которые мы называем «законами» и которые объемлют всю Вселенную? Ответ формировался естественным образом: некая величайшая, глубочайшая надкосмическая Мысль лежит в основании этой материи и всего, что есть в этом мире. Корни, причины всего — это идеи, смыслы, а материя и всё, что с ней происходит, — следствие, результат. Бог есть Первопричина всего сущего, Он открывает нам Самого Себя, и нужно учиться жить соответственно тому, что Он нам открывает.

— Будучи уже профессиональным музыкантом и при этом, как я понимаю, уже вполне осознанно верующим человеком, Вы оказались в рядах вооруженных сил. Не было у Вас в армии проблем в связи с верой?

— Нет. В армию я пошел сознательно — чтобы служить; родители меня воспитали так, что я никогда не гнушался никакого труда. К тому же спортом занимался с детства. Служил во внутренних войсках, они были боевые. Там в солдате воспитывали понятие, что он не просто служит срочную службу, а именно защищает Родину. А потом меня взяли в Киев, в ансамбль песни и пляски внутренних войск МВД Украины. Меня назначили концертмейстером оркестра. В этом коллективе были собраны лучшие музыканты, вокалисты, танцоры, которым таким образом была предоставлена возможность сохранить профессиональные навыки во время армейской службы. Ансамбль разъезжал с концертами по всей Украине, Молдавии, дислоцируясь в воинских частях, выступал в самых крупных концертных залах. Будучи в увольнениях, я по возможности заходил помолиться в храмы. Веру и молитву я не афишировал, и поэтому никаких проблем в связи с этим у меня не возникало.

— Ваш путь к монашескому постригу оказался неблизким: расскажите о людях, которые стали духовными маяками на этом пути, поддержали Вас.

— После увольнения из армии и до тридцати лет это был уже серьезный путь общения с духовными отцами, прежде всего с архимандритом Глинской пустыни Модестом (Гамовым), который после закрытия монастыря вернулся к себе на родину, в город Щигры Курской области, и служил настоятелем Свято-Троицкого храма. Мне сказали, что это великий старец. А коль так, то я решил его найти. Ну а к великому человеку, понятно, нужно получше одеться. И вот сошел я с поезда в Щиграх в лучшем своем концертном костюме. Десять вечера. На перроне единственная лампочка на проводе болтается. Куда идти? Какой-то человек идет. Я спрашиваю: «Не знаете, как найти старца Модеста?» — «Не знаю я никакого Модеста». Выхожу на привокзальную площадь, а там лужа. Несколько шагов в темноте — и моя концертная туфля увязла в грязи. После этого я долго блуждал по темным улицам в поисках старца. Дни, проведенные у него, запомнились надолго. Очень мне было у него интересно. Он сказал мне много полезных слов, в частности: «Ну, ты еще здесь послужишь». Я удивился: как это я здесь послужу? Ну разве что в местной музыкальной школе буду преподавать. А в 1987 году я был назначен настоятелем того самого Свято-Троицкого храма в Щиграх, в котором служил отец Модест. Такова была прозорливость старца.

Когда отец Модест был уже очень болен и лежал в постели, он попросил меня съездить к отцу Тавриону (Батозскому), жившему в Рижской пустыньке, и передать ему письмо. А по дороге благословил заехать в Троице-Сергиеву Лавру: «Поживи там, а потом — куда тебя Господь определит». И я поехал в Лавру. И первым, к кому я там попал, был архимандрит Кирилл (Павлов), которого мы хоронили недавно. И он задал мне вопрос: «Чего ты хочешь?» — «Я хочу быть поближе к Церкви». — «А как ты это понимаешь — быть ближе к Церкви?» Он ничего конкретного мне не предлагал, но помог определиться.

Меня очень радушно приняли в Лавре. Я потом многие годы приезжал туда время от времени, и меня всегда ласково и тепло принимали.

Неделю в Лавре пожил, и батюшка Кирилл благословил меня по дороге к отцу Тавриону заехать в Псково‑Печерский монастырь. Там я встретился с отцом Иоанном Крестьянкиным, это тоже была очень значимая для меня встреча.

Но главное — я доехал, наконец, в пустыньку к отцу Тавриону и передал письмо. И отец Таврион уделил мне много внимания, много рассказывал, долго мы с ним разговаривали.

Эти встречи очень помогли мне, сформировали у меня целостное отношение к моим собственным духовным устремлениям и желание полностью посвятить свою жизнь Богу. Только тогда я пришел в Церковь по-настоящему, до конца — в 29 лет.

— Но ведь начинался-то Ваш путь с того, что Вы стали сторожем собора в Курске. Как это получилось?

— В то время все церковные старосты, которые полностью управляли хозяйственной и административной жизнью Церкви, подчинялись уполномоченным по делам религии, и действовал всеобщий строгий запрет принимать в храм молодежь, да еще и с высшим светским образованием. Когда я попытался устроиться в какой-нибудь храм, оказалось, что это невозможно.

Но я положился на благой Промысл Божий. И всё произошло чудесным образом благодаря Владыке Хризостому (Мартишкину), тогда епископу Курскому и Белгородскому. Он в то время был заместителем председателя ОВЦС, помощником митрополита Никодима (Ротова). Основное время Владыка Хризостом проводил на послушании в Москве. Приезжал в Курск на субботу-воскресенье, и то не каждую неделю. Естественно, приема у него всегда ожидало очень много людей, по всей длине двора всё было заполнено народом. Попасть к Владыке было совершенно невозможно. И всё же я решил приехать к Кафедральному собору и посмотреть, не получится ли у меня с Владыкой поговорить. Я стоял во дворе в толпе, помню, возникло движение, и люди заговорили: «Сейчас Владыка приедет». И вот толпа расступилась, въезжает машина, из нее выходит Владыка Хризостом — и я оказываюсь прямо перед ним. Он с доброй улыбкой обращается ко мне: «Вы к кому?». Я машинально ответил: «К Вам». Владыка говорит секретарю: «Так, этого молодого человека ко мне первым». Я какое-то время продвигался за ним, но потом меня оттеснили, и я думал: «Ну вот и всё закончилось». Но нет, меня тут же разыскали: «Владыка сказал: “Вы первый”, значит, заходите». Захожу, он спрашивает: «Чего Вы хотите?» — «Я хочу послужить всецело Богу. Хочу быть в Церкви». — «Ну так что ж, будьте: ходите в храм, молитесь, как все». — «Мне этого мало». Он на меня посмотрел, призадумался и говорит: «Ну, коль так, то давайте служить. Сторожем у нас в соборе хотите быть?». Я был счастлив!

Я сторожил, и у меня было время книги читать, молиться. Для меня это был какой-то райский период, несколько месяцев сплошного счастья. В собор (хотя это были советские, «застойные» времена) часто приходили профессора какие-то, интеллигенты… Мы с ними беседовали, обменивались мнениями. В общем, всё это было замечательно. И вот на Страстной седмице, в Чистый Четверг, Владыка мне говорит: «Анатолий, у тебя подрясник есть?» — «Нет, а почему он должен у меня быть?» И Владыка Хризостом позвал своего иподьякона, сейчас этот иподьякон — Митрополит Иркутский Вадим, и велел ему архиерейский подрясник взять и для меня подшить, поскольку сам выше меня ростом. А мне сказал: «Послезавтра, в Великую Субботу, буду тебя рукополагать во диаконы. Ты хочешь?» — «Конечно!». И в Великую Субботу это совершилось.

— Служа в тех условиях, в которых находилась тогда Церковь, Вы не испытывали протеста, возмущения, когда-то, может быть, даже и отчаяния?

— Мы, конечно, не знали, что нас ждет ослабление того прессинга, который испытывала тогда Церковь. Но какая жизнь у нас была, такая и была, другой мы не искали. У меня вообще никогда не возникало ощущения, что нам чего-то не хватает, что нам тяжело, трудно. Служил я в восьмидесятые годы в поселке Касторное в 160 км от Курска. Это железнодорожный узел. Туда ко мне приезжала масса народа со всей округи: в Великий пост и по 500, и по 700 человек в воскресенье бывало. И всех их нужно было исповедать, причастить, записок много, за всех нужно вынуть частички, и все просят отслужить молебен, панихиду… и хотят еще успеть на поезд, который уходит в час дня. А делать всё должен был я один, поскольку в нашем храме не всегда был второй священник. Я знал, что эти люди скорее опоздают на поезд, чем не достоят службу до конца, и ради них старался все успеть. Я благодарил Бога, что у меня есть возможность молиться за этих людей и что они молятся за меня. Это совершенно особый период для меня был — девять с половиной лет… Храмов вокруг мало, дорог нет, зимой — на санях, летом просто пешком, но я старался максимальное количество деревень обойти и как можно больше народу исповедать и причастить. В деревнях меня уже все знали. Советская власть не позволяла больше чем двум людям на молитву собираться, она в этом видела несанкционированное религиозное собрание. И вот прихожу я бабушку причащать, а в комнатенку набьется человек пятнадцать, не шевельнешься там.

— Но большинство‑то советского народа оставалось чуждым Церкви…

— Нет, это не так! Совсем не так. Народ был верующий. Мало того, по-настоящему, глубоко верующий. В то время, с 1978 по 1988 год, я испил этой глубокой всенародной веры. Я в ней, среди нее жил. Я очень много этих людей проводил в путь вечной жизни, и у меня такое чувство, что это неповторимый народ, он ушел, и такого уже не будет.

Вот эта матушка, монахиня, которая нам сейчас чай принесла, она сама родом из Касторного, в свое время закончила институт пищевой промышленности и была директором элитного колбасного цеха в Воронеже — все начальники у нее кормились. Она была коммунисткой. Веры особенно не скрывала, и в конце концов парторг ее спрашивает: «Ты верующая?» — «Да, верующая». — «Ты хоть молчи об этом, ты ведь коммунистка, а то придется у тебя партбилет отбирать». — «Да возьмите». Ну, когда она сказала «возьмите», да еще в чьем-то присутствии, тут ей начали угрожать, что на нее всё украденное в этом цехе повесят. Но она не отступилась от веры. Помню, как до этого я их тайком с мужем обвенчал. Это был комичный эпизод. Для того чтобы никто об этом не узнал, пришлось это делать в шесть часов утра, а в это время в полусотне метров от храма на автобусной остановке стояла целая группа сотрудников райисполкома, ожидавших автобус. И вдруг они видят, как на фоне церковной стены в белом платье и фате украдкой пробирается невеста, и как она, озираясь, юркнула в церковную дверь. Меня потом к районному уполномоченному вызывали, потому что им нужно было отреагировать на действия «местного попа». Заодно они рассказали мне, как смеялись над этим случаем.

Да ведь эти коммунисты — они такие же русские люди, и все они приносили ко мне тайком крестить своих детей, внуков. У нас было неписаное согласие — мы никогда никого не выдавали. Ну, а если староста случайно застанет, как говорится, с поличным, то, невзирая ни на что, мы что-нибудь придумывали и брали весь риск на себя.

— Когда настали, наконец, новые времена, Вы преподавали в Курском университете. Темой Вашей научно-исследовательской работы и Вашей диссертации стала, по сути, педагогика — вопросы духовного, нравственного воспитания личности. А почему Вы сделали именно такой выбор?

— Да нет, никакого выбора я не делал. Меня архиерей благословил в университет пойти, и я пошел преподавать. Меня назначили вначале руководителем отдела религиоведения. Потом отдел преобразовали в факультет. Я стал деканом факультета религиоведения, а потом уже и теологии. И поскольку это был один из первых в стране таких факультетов, то проблемы возникали. У меня были замечательные друзья, очень значимые в педагогической среде. Такие, например, как доктор наук, профессор педагогики Владимир Михайлович Меньшиков, его научный руководитель — вице-президент Российской академии образования Виталий Александрович Сластёнин и целая плеяда их научного сообщества. Это удивительные люди, они меня формировали в педагогическом и научном пространстве. Деятельность декана факультета в государственном университете — дело непростое, но Владимир Михайлович, будучи заведующим кафедрой на нашем факультете, очень мягко и профессионально меня вел, и поэтому все управленческие процессы осуществлялись легко. Мне было всё интересно. Складывалось такое впечатление, что я сам ко всему этому прихожу, а на самом деле это было его руководство. Виталий Александрович приехал из Москвы на мою защиту диссертации. Это 99‑й год был, в то время коммунисты у нас в Курске были очень активны, область входила в «красный пояс». А секретарем ученого совета у нас был Алексей Сергеевич Чернышев, академик, психолог, убежденный атеист, который говорил: «Бога нет и быть не может, есть только человек». Он должен был «завалить» мою защиту. На защите присутствовал архиепископ Курский и Рыльский Ювеналий (впоследствии схимитрополит Иувеналий), и это меня очень поддержало. Это была одна из первых диссертационных защит, где во главу научного подхода ставилась религиозная парадигма. Это был своего рода прорыв. Защита длилась три с половиной часа, а когда она закончилась, Чернышев говорит: «До этого я был убежденным атеистом, и никогда бы не поддался ни на какие компромиссы в этом вопросе, но в Ваших ответах я увидел не просто утверждения, а именно доказательность, аргументированность».

Курский госуниверситет был колыбелью всем известного сегодня школьного предмета — «Основы православной культуры» (ОПК). Мы участвовали в Международных образовательных Рождественских чтениях с первого года их возникновения; Курская школа в области разработок ОПК была первопроходцем, и мы делились своим опытом со всеми, кому это было интересно и необходимо. Участвовали во множестве различных конференций разного уровня. И даже сам термин «основы православной культуры» был в моем присутствии рожден, именно в Курской области. В то время курским губернатором был Александр Владимирович Руцкой, генерал, летчик, афганец, он так по-командному всё это и решил. Владыка Ювеналий, Владимир Михайлович Меньшиков, я и еще несколько человек собрались у губернатора в кабинете, и он говорит: «Ну что, братцы, надо с атеизмом-то кончать». И мы решили: первое, что нужно сделать, — в школе детям рассказывать о вере. «А как же мы этот предмет назовем?» И мы сорок минут думали, как нам назвать новый школьный предмет. Мы понимали, что Закон Божий, как до революции, мы преподавать сейчас не можем. Хотели назвать предмет просто — Православие. Наконец, сошлись на термине «Основы православной культуры». А потом это распространилось по всей стране. Мы писали программы, заключали договоры с органами власти, с управлениями образования. Владимир Михайлович рассылал эти программы своим друзьям. В те годы это так и называлось — Курский опыт.

— Давно уже говорят, что наша школа перестала воспитывать, она только обучает. Ваши усилия направлены на преодоление этого обстоятельства?

— Я не совсем понимаю, о чем эти слова — «школа перестала воспитывать». Это ведь зависит от учителя, прежде всего от педагога, ведь «педагог» в переводе — «детоводитель». И когда из школы убрали воспитательную программу, то воспитательный процесс в 90‑е годы продолжили учителя-подвижники, они ведь всё равно в ней остались. Они как любили детей, так и продолжали любить. Как подавали всё детям в свете добра, нравственности, так и продолжали подавать. Конечно, учителя тоже всякие бывают. Но в нашем детстве они ведь как вторые родители для нас для всех были. И я не помню ни одного учителя-злодея. Строгие учителя были, да. Но эта строгость учила нас собранности. Я полагаю, что наша школа как раз и спасла нашу традиционную духовность в годы атеизма. Мы ведь всё равно «Капитанскую дочку» учили. А ее невозможно было вне контекста Православия понять. Мы действительно читали все эти произведения. Я помню, в моей юности соприкосновение с литературой наполняло душу большой радостью. Уроки литературы — это было всегда нечто уникальное и замечательное.

На мой взгляд, где-то с 2005 года все это начало восстанавливаться. Школе вернули концепцию воспитательного процесса. Другое дело, что во многих школах это происходит половинчато. Но, когда я приехал в Мордовию, я познакомился со многими директорами школ, увидел, что это порядочные, серьезные люди, что они действительно несут ответственность за вверенное им дело и с полным осознанием своего долга трудятся. Хотя поначалу многие из них проявляли большую осторожность в принятии этой новой для них сферы деятельности. Но сейчас этого уже нет, сейчас мы работаем с ними в полном взаимопонимании.

— Как же Вам это удалось?

— У меня в марте годовщина — три года, как я здесь, в Мордовии. И нам не так мало удалось сделать за эти годы.

Конечно, какое-то время — год, наверное — ушло на адаптацию. Ко мне присматривались, я присматривался. Проводил «разведку» действием, то есть сам вступал в контакт там, где люди стеснялись первыми ко мне подойти. Я понимал, что если в республике есть вузы, то я должен туда прийти, познакомиться с ректорами. Да, поначалу это воспринималось как что-то не совсем обычное, не совсем традиционное. Теперь я бываю на ежегодных августовских педагогических конференциях как коллега, как человек педагогического сословия, то есть не только как архиерей, но и как педагог.

Сегодня мое архипастырское поздравление с началом учебного года звучит уже вполне естественно. У меня сформировались теплые отношения со многими учеными. В конечном итоге меня здесь образовательная среда очень хорошо приняла. Сейчас мы с коллегами профессорско-преподавательской корпорации открыли в университете научно-консультативный экспериментальный центр по изучению всей нашей проблематики. Я — профессор университета, руководитель этого центра. У меня и кабинет там свой рабочий есть. Так что сейчас это всё уже как-то естественно… и уже красиво.

Во многих регионах уже укрепилась практика заключения договоров между митрополией или епархией и органами власти, госструктурами. И здесь у нас тоже это есть. Но, как правило, эти договоры оказывались формальными и малодейственными. И я задумался: почему это так? Принимается программа, создается какой-то совет по исполнению, но в него входят, как правило, мало заинтересованные в этой программе лица. И мы с коллегами решили системно подойти к этому вопросу. Была организована деловая встреча с главой республики Владимиром Дмитриевичем Волковым с целью решения проблем духовности и нравственности в воспитательном процессе в образовании. Мы нашли понимание и поддержку со стороны руководства республики. В результате была сформирована целевая программа духовно-нравственного воспитания детей и молодежи на 2015-2020 годы. Для реализации этой программы был создан общественный совет при главе республики, в который вошли профильные министры: здравоохранения, культуры, национальной политики, образования. И, естественно, это сразу изменило характер нашей деятельности. Министр ведь отвечает перед главой республики за качество своей работы. И мы получили возможность сотрудничать с министерствами напрямую. А значит, оказывать влияние в каждой области человеческой деятельности: в образовании, культуре, спорте, науке…

И во всех сферах так — не эпизодические, не отдельные какие-то действия, а программные, системные. Когда есть система, она позволяет редактировать действия, вносить какие-то улучшения, правки, потому что ведь в каждом районе свои проблемы и свой уровень взаимоотношений.

Последняя наша хорошая, четкая черта в этом вопросе — мы создали при архиерее общественный совет, состоящий из глав районов и благочинных, конечно, посоветовавшись прежде с главой республики. Поставили задачу: нам нужно не только в столичном городе, но и во всех районных центрах встречаться и с директорами школ, и с директорами детских садов, спорткомплексов, отделов культуры и обсуждать с ними вопросы, связанные с воспитанием наших традиционных духовных и нравственных ценностей… То есть все районные структуры будут встречаться и взаимодействовать с нашими благочинными. Поначалу я намереваюсь в каждом районе вместе с благочинным со всеми встретиться и по району поездить. Представители центральных республиканских ведомств тоже с нами будут ездить, чтобы профессионально к ситуации подойти, чтобы высказать в своем ведомстве те или иные пожелания, чтобы процесс у нас осуществлялся более активно и плодоносно. Думаю, что года через два-три мы начнем добрые плоды собирать.

— Вы рассказали уже о курском и текущем, мордовском, периодах Вашей жизни. А чем Вам запомнилось служение в Калмыкии? Это ведь непростой регион, православные там в меньшинстве…

— Назначение в Калмыкию я воспринял как Божие благословение, и, наверное, поэтому мне там было хорошо. Мы ведь не знаем своего будущего, я собирался там служить до конца своей жизни. Но вообще, с Богом везде хорошо, и если душа направлена к Богу, то Бог такую душу никогда не оставит. Нужно дело священнослужителя осуществлять по возможности лучшим образом, но при этом Богу, наверное, не умение нужно. Ему нужно сердце. Помните, книга была такая — «Сердце отдаю детям» педагога Василия Сухомлинского. А я бы перефразировал: «Сердце отдаю Богу». И поэтому мне нигде не страшно и везде хорошо.

У меня были прекрасные отношения с руководителем республики Алексеем Маратовичем Орловым и со всем руководством. Многие калмыки у меня крестились. Когда я туда приехал, десять процентов крещеных было среди калмыков, а когда уезжал — вдвое больше. Дело шло, интерес к Православию рос. Калмыки — замечательный народ на самом деле. Они, как и мордва: если уж полюбят, то полюбят. С паствой у нас отношения были теплые и доверительные. Я считаю, что священнослужитель должен указывать людям путь не к себе самому, а к Богу. И всё же теплые, добрые отношения у меня складывались везде, где приходилось служить.

Журнал «Православие и современность» № 40 (56)

В Тбилиси, в церкви св. Александра Невского спит вечным сном митрополит Зиновий.

Он очень любил свою вторую родину и был достойным членом Грузинской Православной церкви.

Митрополит Зиновий (в миру Захария) родился 14 сентября 1896 г. в семье рабочего в г. Глухове черниговской губернии. Жизнь с самого детства повернулась к нему не самой лучшей своей стороной. В 3 года он потерял отца, в 11 – мать. Мальчик рос в семье дяди. Нищета и страдания были для него школой смирения. Сверстники не случайно прозвали его Монахом.

Родственники отдали его в Дом Трудолюбия при Глинской пустыни. Здесь Захария закончил приходскую школу и научился портновскому делу. Близость монастыря побудила в нем желание принять постриг.

В 1912 г. Захария стал послушником в Глинской пустыни, где он прошел много разных послушаний.

Главный «экзамен» ему устроил о. Герасим, когда Захария попросил стать его духовным отцом. О. Герасим пригрозил ему палкой и попытался выгнать из кельи. Но Захария твердо стоял на своем: «Я никуда не уйду, пока не станете моим духовником!» «Вот сейчас ты точно мой духовный сын, – сказал о. Герасим и обнял его. – Я так со всеми говорил и все убегали, только ты остался”.

Тем временем началась Первая Мировая война. Послушника Захарию вместе с другими молодыми монахами призвали в действующую армию. Послушник, сам того не зная, простился с только что приобретенным духовником навсегда. Больше они друг друга не видели.

Захария попал в Белоруссию. Здесь он простудил ноги и заболел экземой, которая мучила его всю жизнь. Впоследствии к ней прибавился тромбофлебит и незаживающие трофические язвы.

После демобилизации Захария вернулся в Глинскую пустынь.

В 1917 г. на Благовещенье его постригли в монашество с именем Зиновий.

Свирепствовала Гражданская война. Грабеж и убийство стали обычным делом. В 40 километрах от Глинской пустыни находилась мельница. Довести туда телегу, груженную зерном, стало нелегким делом. Но заметили, что когда о. Зиновий правил быками, телега до мельницы доезжала благополучно, в других случаях подводу грабили.

Однажды о. Зиновия вызвали к настоятелю, обрили бороду и одели в гражданскую одежду.

После этого о. Нектарий попросил его отвезти одного человека в город. На Украине тогда одновременно действовал десяток разных банд. Неизвестный оказался епископом, который на прощанье предсказал о. Зиновию: “Пройдут годы испытаний и тебя возведут в высокий сан!”

В 1922 г. Глинскую пустынь закрыли. О. Зиновий взял с собой антиминс, на котором впоследствии совершал Литургию под открытым небом. Молодой монах приехал в Грузию и поселился в монастыре Успения Божьей Матери, где его вскоре рукоположили сперва в иеродиаконы, потом в иеромонахи.

О. Зиновий служил в церкви св. Николая в г. Сухуми. Когда большевики стали донимать его и здесь своими издевательствами, тогда о. Зиновий с другими монахами укрылся в горах Абхазии, где в то время спасались многие подвижники. Так образовался нелегальный монастырь.

Здесь, в горах произошло одно событие.

Двое монахов по неопытности съели ядовитую траву. У них началась рвота. Один брат выбежал из пещеры. Был дождливый день, монах поскользнулся, упал в пропасть и разбился. Второй монах потерял сознание и долго не приходил в себя. Очнувшись, он рассказал, что явился к нему умерший брат с печальным лицом и что-то просил. Монахи решили усилить молитву об усопшем. После сорока дней, разделив его одежду, они обнаружили в его рясе зашитый золотой червонец. О. Зиновий спустился в Сухуми, разменял деньги и раздал их нищим. После этого погибший монах являлся во снах братьям уже радостный.

Местные власти каким-то образом узнали о нелегальном монастыре в горах, нагрянули туда и учинили разгром.

О. Зиновий нашел себе приют в греческой деревне, где зарабатывал себе на хлеб шитьем. Однажды хозяин дома предупредил его: «Скоро приедут с проверкой, узнают, что ты не прописан и арестуют”. О. Зиновий на несколько дней укрылся в лесу. В глухом месте нашел пещерку, хворост, развел огонь и начал молиться. Наступало 22 мая. В этот день Церковь отмечает память св. Шио Мгвимского и перенесение мощей св. Николая в Бари.

В полночь о. Зиновий услышал приближающийся рев медведя и понял, что заночевал в берлоге хозяина леса. Он усилил молитву и сам постепенно заснул.

Утром его разбудил охотник, показал вокруг вытоптанную траву и воскликнул: «Прав ты, батюшка, тебя св. Шио и св. Николай спасли!»

Власти все-таки выгнали о. Зиновия из Грузии. После этого он служил в Ростове-на-Дону в церкви св. Софии.

В 1936 г. о. Зиновия арестовали и 7 месяцев продержали в распределителе, где он заболел малярией. Болезнь спасла его от отправки в Среднюю Азию и неминуемой смерти.

Его отправили на строительство Беломорканала. О. Зиновий часто раздавал свой паек зэкам, чем и заслужил их любовь и уважение. Находясь в тюрьме, о. Зиновий продолжал служение ближним: читал наизусть молитвы, принимал исповеди, отпевал покойников.

Как-то, на Урале, когда заключенные строем возвращались в барак после работы, о. Зиновий, как самый маленький по росту, идя в конце колоны, заметил в снегу, в 50 градусный мороз свежесорванную гроздь винограда. Он подобрал ее, принес в барак и раздал каждому зэку по виноградинке, как явное Божье чудо и утешение.

После 5 лет заключения о. Зиновий вернулся в Грузию. В Тбилиси он познакомился с патриархом Каллистратом (Цинцадзе) и по его благословению начал служить в монастыре св. Екатерины (в просторечии Ольгинском) во Мцхета.

Затем 3 года служил в Батуми.

Патриарх Каллистрат очень любил о. Зиновия и перед смертью попросил владыку Мелхиседека, своего преемника, рукоположить его в епископы.

В 1950 г. о. Зиновий стал настоятелем церкви св. Александра Невского. В 1956 г. о. Зиновия рукоположили в епископы.

В 1960 г. патриарх Ефрем II поставил о. Зиновия во главе Тетрицкаройской епархии.

В течение многих лет епископ Зиновий был связующим звеном между Русской и Грузинской церквями. Он очень любил Иверию и не благословлял своих духовных чад уезжать отсюда навсегда.

Именно о. Зиновий постриг в монашество Ираклия Шиолашвили и предсказал ему, что в историю Грузии он войдет как патриарх Илья II.

О. Зиновий имел дар духовного рассуждения, прозорливости и непрерывной Иисусовой молитвы.

Он сподобился великой милости – сама пресвятая Богородица посетила его келью.

В 50-ые годы Тбилиси посетил представитель Александрийской церкви. На встрече духовенства присутствовал и архимандрит Зиновий. Вдруг он подошел к гостю и сказал: «Подвинься и уступи мне место».

Александриец очень удивился такому обращению, но все же исполнил просьбу. Через какое-то время наверху зашаталась икона и упала прямо на голову о. Зиновия.

Возмущение гостя сменилось удивлением. Все поняли, что благодаря самопожертвованию о. Зиновия, избежали неприятных объяснений.

О. Зиновий, безропотно принимая скорби и болезни, учил паству личным примером видеть во всем волю Божью.

От приходящих к нему за духовным советом, о. Зиновий требовал послушания: “Если спрашиваешь, тогда слушайся, – говорил он. – А если не исполнишь, тогда зачем идешь за благословением”.

Однажды он не разрешил причащаться м. Ангелине, игуменье Ольгинского монастыря за то, что она осуждала священников.

Об этом извращенно доложили русскому патриарху Алексею I, как будто о. Зиновий хотел закрыть этот русский монастырь. Получился конфликт. Впоследствии патриарх Алексей I, сожалея о возникшем непонимании, пожертвовал церкви св. Александра Невского икону в серебряном окладе.

О. Зиновий очень любил патриарха Илью II. Перед смертью он сказал о. Виталию (Сидоренко) и м. Серафиме: “Ваш духовник – патриарх Илья. Он мой духовный сын и хороший человек. Будьте с ним рядом”.

Митрополит Зиновий заранее знал день своей кончины и специально собрал у себя всех живших в Грузии монахов из Глинской пустыни, причастился и спокойно предал душу Господу.

(Подготовленно по статье Кахабера Кенкишвили в журнале “Карибче” № 4, 2007 г.)

(Корзинкин Анатолий Алексеевич)

После окончания общеобразовательной школы и Донецкого музыкального училища в 1967-1972 гг. обучался по классу скрипки в Донецком государственном музыкально-педагогическом институте и параллельно стажировался в Московской государственной консерватории, по окончании которых был направлен Министерством культуры УССР на работу преподавателем в музыкальное училище г. Запорожья.

В 1972-1973 гг. служил в рядах Советской Армии.

В 1978 г. переехал в Курск с переходом на работу в Сергиево-Казанский кафедральный собор.

19 мая 1987 г. назначен настоятелем Свято-Троицкого храма г. Щигры Курской обл. и благочинным Щигровского церковного округа.

В 1999 г. возведен в сан архимандрита.

С сентября 1998 г. — декан факультета теологии и религиоведения Курского государственного университета. Старший научный сотрудник лаборатории русской школы при Курском университете. Участник разработки целевых региональных программ «Духовно-нравственное воспитание детей и молодежи в Курской области 2006-2010 гг.» и «Духовно-нравственное воспитание детей и молодежи в Курской области 2011-2013 гг.». В составе авторского коллектива участвовал в разработке комплекта учебно-методических пособий по ОПК от дошкольных образовательных учреждений до вузов. Учебники были отмечены дипломами и грамотами в ЦФО.

25 декабря 1999 г. защитил диссертацию «Духовно-нравственная концепция воспитания личности и современное образование» на соискание ученой степени кандидата педагогических наук. В 2003 г. присвоено ученое звание доцента по кафедре религиоведения. В 2006 г. присвоено звание члена-корреспондента Международной академии наук педагогического образования.

В эти же годы участвовал в организации теологического и религиоведческого образования и духовно-нравственного воспитания. Участник научно-методической и экспертной работы Отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви; член Координационного совета по взаимодействию Минобразования РФ и Московской Патриархии в 2000-2006 гг.; член учебно-методического объединения по теологии (УМО) с 2000 г. по настоящее время; член Координационного совета по образованию Ассоциации «Центральная-Черноземная» в 2006-2009 гг.; член Общественного совета по духовно-нравственному воспитанию детей и молодежи Курской области с 1997 г. по настоящее время.

С 1999 г. — председатель Свято-Троицкого братства города Щигры, которое возрождает церковные ремесла, специализируется на изготовлении предметов церковно-прикладного искусства, а также проводит большую социальную, благотворительную и образовательную деятельность.

Решением Священного Синода от 22 марта 2011 г. (журнал № 13) избран епископом Элистинским и Калмыцким.

1 апреля 2011 г. в крестовом храме в честь Владимирской иконы Божией Матери рабочей Патриаршей резиденции в Чистом переулке в Москве наречен , 3 апреля за Божественной литургией в Храме Христа Спасителя в Москве хиротонисан во епископа Элистинского и Калмыцкого. Богослужения возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

1 февраля 2014 г. за Божественной литургией в Храме Христа Спасителя в Москве Святейшим Патриархом Кириллом возведен в сан архиепископа.

Решением Священного Синода от 19 марта 2014 г. (журнал № 8) назначен Преосвященным Саранским и Мордовским, главой Мордовской митрополии .

24 марта указом Святейшего Патриарха Кирилла назначен временным управляющим Симбирской епархией .

30 марта за Литургией в храме прп. Алексия, человека Божия, в Красном Селе г. Москвы Святейшим Патриархом Кириллом возведен в сан митрополита.

Образование:

Донецкое музыкальное училище. 1972 г. — Донецкий государственный музыкально-педагогический институт. 1989 г. — Московская духовная семинария (заочно). 2006 г. — Московская духовная академия (экстерном).

Научные труды, публикации:

Диссертация на тему «Духовно-нравственная концепция воспитания личности и современное образование» (1999 г.). Слово архимандрита Зиновия (Корзинкина) при наречении во епископа Элистинского и Калмыцкого .

Награды:

Церковные награды:

2003 г. — орден свт. Иннокентия Московского II ст.;

2008 г. — орден прп. Сергия Радонежского III ст.;

2013 г. — орден прп. Сергия Радонежского II ст.

Фотогалерея:

* Для быстрой навигации по галерее используйте клавишу "Shift" и колесико мыши

Преемник: Феофан (Ашурков) 3 апреля 2011 - 19 марта 2014 Избрание: 22 марта 2011 года Церковь: Русская православная церковь Предшественник: Зосима (Остапенко) Преемник: Юстиниан (Овчинников) Учёная степень: кандидат богословия
кандидат педагогических наук Имя при рождении: Анатолий Алексеевич Корзинкин Рождение: 19 июня (1948-06-19 ) (70 лет)
Славянск , Сталинская область Принятие священного сана: 25 октября 1978 года Принятие монашества: 22 февраля 1984 года Епископская хиротония: 3 апреля 2011 года Награды:

Митрополи́т Зино́вий (в миру Анато́лий Алексе́евич Корзи́нкин ; 19 июня , Славянск , Сталинская область) - архиерей Русской православной церкви ; митрополит Саранский и Мордовский , глава Мордовской митрополии .

Член Комиссии по вопросам духовно-нравственного воспитания в общеобразовательной школе при Синодальном Отделе религиозного образования и катехизации , кандидат педагогических наук , кандидат богословия , декан факультета теологии и религоведения , доцент .

Биография

Родился 19 июня 1948 года в городе Славянске Сталинской области, в семье художника-реставратора.

После окончания общеобразовательной школы и Донецкого музыкального училища в 1967-1972 гг. обучался по классу скрипки в и параллельно стажировался в Московской государственной консерватории , по окончании которых был направлен Министерством культуры УССР на работу преподавателем в музыкальное училище города Запорожья .

С 1972 по 1973 годы служил в рядах Советской армии .

Трудился преподавателем музыки по классу скрипки , воспитав ряд известных учеников (Дмитрий Погорелов - солист Чикагского симфонического оркестра), поддерживая дружественные связи с известными музыкантами (Юрий Башмет).

Церковное служение

Оставив музыкальную и преподавательскую карьеру, переехал из Москвы в Курск , где несколько лет был сторожем Сергиево-Казанского собора .

29 апреля 1978 года рукоположен в сан диакона , а 25 октября во иерея . 22 февраля 1984 года пострижен в монашество с именем Зиновий в честь священномученика Зиновия, епископа Егейского .

В 1987 году назначен настоятелем Свято-Троицкого храма в городе Щигры и благочинным церквей Щигровского округа Курской епархии . Основатель Свято-Троицкого братства в городе Щигры - одного из самых крупных производителей резной церковной утвари в России .

4 ноября 1988 года возведен в сан игумена .

С сентября 1998 года декан факультета теологии и религиоведения Курского государственного университета . В 1999 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата педагогических наук по теме «Духовно-нравственная концепция воспитания личности и современное образование» (в 2003 году присвоено ученое звание доцента по кафедре религиоведения).

С 26 июня 2009 года - член Комиссии по вопросам духовно-нравственного воспитания в общеобразовательной школе при Синодальном отделе по религиозному образованию и катехизации .

Архиерейство

1 февраля 2014 года во внимание к усердным трудам возведён в сан архиепископа .

19 марта 2014 года решением Священного Синода назначен архиепископом Саранским и Мордовским , главой Мордовской митрополии .

С 24 марта по 30 мая 2014 года по поручению Святейшего Патриарха Кирилла временно управлял Симбирской епархией .

Труды

Влияние религиозных мотиваций в процессе формирования духовно-нравственных характеристик личности в контексте православно-светского опыта
Духовно-нравственная концепция воспитания личности и современное образование: Диссертация. канд. пед. наук. Курск, 1999.
.

Награды

Напишите отзыв о статье "Зиновий (Корзинкин)"

Примечания

Ссылки

. // Патриархия.Ru

Отрывок, характеризующий Зиновий (Корзинкин)

В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность, соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество, и щедрость, и добронравие, и любовь к человечеству, и в особенности повиновение, которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.

Мит-ро-по-лит Зи-но-вий, иерарх Гру-зин-ской Церк-ви (в ми-ру За-ха-рий Иоаки-мо-вич Ма-жу-га), на-чи-нал свою ду-хов-ную жизнь в Глин-ской пу-сты-ни. Ро-дил-ся он неда-ле-ко от оби-те-ли, в г. Глу-хо-ве 14 сен-тяб-ря 1898 г. На-зва-ли маль-чи-ка За-ха-ри-ей. Он ра-но ли-шил-ся ро-ди-те-лей. Отец умер, ко-гда ему бы-ло 3 го-да, а мать ко-гда ис-пол-ни-лось 11 лет. При-шлось жить у род-ствен-ни-ков. Жи-ли бед-но, но ос-но-вы бла-го-че-стия - ве-ру и лю-бовь к Бо-гу, за-ло-жен-ные по-кой-ной ма-те-рью, маль-чик бе-рег все-гда. Сест-ра его, уже имея свою се-мью, и при-няв-шая млад-ше-го бра-та, вско-ре устро-и-ла его в по-ши-воч-ную ма-стер-скую при Глин-ской пу-стыне. Это бы-ло для него ве-ли-кой ра-до-стью: он бе-гал в оби-тель и рань-ше, знал неко-то-рых на-сель-ни-ков, жалев-ших оси-ро-те-ло-го маль-чи-ка, с теп-лом и уча-сти-ем от-но-сив-ших-ся к нему. Ко-гда ему ис-пол-ни-лось 16 лет, его за-чис-ли-ли в Глин-скую пу-стынь по-слуш-ни-ком. Обыч-но вновь по-сту-пив-ших опре-де-ля-ли сра-зу же в го-сти-ни-цу, чтобы на-учить слу-жить лю-дям - на пол-го-да, по-том - в пра-чеч-ную, чтобы не бо-ял-ся в бу-ду-щем ни-ка-ких тру-дов - на год или два. По-сле это-го, смот-ря по усер-дию и склон-но-сти к опре-де-лен-ным тру-дам, по-сы-ла-ли на кух-ню, в пе-кар-ню, в пе-ре-плет-ную или швей-ную и дру-гие ма-стер-ские, ес-ли яв-но бы-ла склон-ность к ино-че-ской жиз-ни. Ес-ли ее не за-ме-ча-ли в юно-ше, то со-ве-то-ва-ли вер-нуть-ся до-мой.

У За-ха-рии бы-ло все хо-ро-шо с пер-вы-ми по-слу-ша-ни-я-ми, а на спе-ци-аль-ных - не ла-ди-лось. Стар-шие без кон-ца жа-ло-ва-лись на него на-сто-я-те-лю, его пе-ре-во-ди-ли с ме-ста на ме-сто… Он очень пе-ре-жи-вал, мо-лил-ся изо всех сил, бо-ясь, что его от-пра-вят до-мой. Жа-лел его и ста-рал-ся под-дер-жи-вать лишь один стро-гий схи-мо-нах Ге-ра-сим, ко-то-ро-му его по-ру-чи-ли. Ста-рец ре-шил ис-пы-тать мо-ло-до-го по-слуш-ни-ка, стал гроз-но вы-го-нять и да-же обе-щал по-бить, но огор-чен-ный юно-ша ре-ши-тель-но за-явил, что он ни-ку-да не уй-дет, как бы ста-рец к нему не от-но-сил-ся. С тех пор За-ха-рия стал ду-хов-ным сы-ном стро-го-го мо-на-ха, ко-то-рый при-учал его к про-дол-жи-тель-ным мо-лит-вам, стро-го-му огра-ни-че-нию в пи-ще, воз-дер-жа-нию в сло-вах. По-сте-пен-но на-ла-ди-лось де-ло и с по-слу-ша-ни-я-ми. По-сла-ли его при-смат-ри-вать за ло-шадь-ми. Их он бо-ял-ся, бо-ял-ся и то-го, что, не спра-вив-шись с этим по-слу-ша-ни-ем то-же, его вы-го-нят. Од-на-ко, ско-ро при-вык и по-лю-бил их. Де-ло пошло на лад.

В 1914 г. на-ча-лась 1-ая ми-ро-вая вой-на, а в 1916 г. За-ха-рию вме-сте с дру-ги-ми мо-ло-ды-ми по-слуш-ни-ка-ми взя-ли на во-ен-ную служ-бу. Про-во-дил его ста-рец Ге-ра-сим, пред-ска-зав воз-вра-ще-ние в оби-тель и то, что боль-ше они не уви-дят-ся. За-ве-щал ста-рец при по-след-нем сви-да-нии усерд-но мо-лить-ся и во всем по-ла-гать-ся на во-лю Бо-жию. Бу-ду-щий мо-нах мо-лил Бо-га о том, чтобы его на-зна-чи-ли на та-кое ме-сто, где он мог бы ни-ко-го не уби-вать, и Бог дал ему: его за-чис-ли-ли в ро-ту кон-во-и-ров и в во-ен-ных дей-стви-ях он не участ-во-вал. Удер-жи-вать по-зи-ции, тес-ни-мые нем-ца-ми, рус-ским вой-скам (где был За-ха-рия) при-шлось в Пин-ских бо-ло-тах в Бе-ло-рус-сии. По-сто-ян-ная сы-рость этих мест при-ве-ла к за-боле-ва-ни-ям, ко-то-рые му-чи-ли его в те-че-нии всей жиз-ни - эк-зе-ме и тром-бо-фле-би-ту.

Ко-гда За-ха-рию де-мо-би-ли-зо-ва-ли, он вер-нул-ся в Глин-скую пу-стынь, где в 1917 г. Был по-стри-жен в день Бла-го-ве-ще-ния Пре-свя-той Бо-го-ро-ди-цы с име-нем Зи-но-вий в честь свя-щен-но-му-че-ни-ка Зи-но-вия, епи-ско-па Эгей-ско-го. Ста-рец Ге-ра-сим, как и пред-ска-зы-вал, к это-му вре-ме-ни умер. Но-во-по-стри-жен-но-го мо-на-ха вру-чи-ли стар-цу иерос-хи-мо-на-ху Ни-ко-лаю. На-сто-я-тель оби-те-ли ар-хи-манд-рит Нек-та-рий бла-го-сло-вил мо-на-ху Зи-но-вию ез-дить на мо-на-стыр-скую мель-ни-цу в г. Пу-тивль (это в 40 км от мо-на-сты-ря на ре-ке Сейм), от-во-зить ту-да зер-но, а в мо-на-стырь при-во-зить му-ку. Ес-ли учи-ты-вать, что это вре-мя - го-ды граж-дан-ской вой-ны - осо-бен-но от-ли-ча-лось на-си-ли-ем, гра-бе-жа-ми, убий-ства-ми, то мож-но пред-ста-вить, с ка-ким риском бы-ло со-пря-же-но та-кое по-слу-ша-ние. По ми-ло-сти Бо-жи-ей, обо-зы при-хо-ди-ли це-лы-ми. Мо-нах Зи-но-вий знал, что на-сто-я-тель, бла-го-слов-ляя на та-кое по-слу-ша-ние, мо-лил-ся за него, но и сам про-сил Бо-га, чтобы бла-го-по-луч-но вы-пол-нять по-ру-чен-ное.

Учась на де-ле от-се-че-нию сво-ей во-ли и сми-ре-нию, мо-на-ху Зи-но-вию при-шлось ис-пы-тать нема-ло тре-вож-ных ми-нут. Од-на-жды его по-зва-ли к на-сто-я-те-лю, ве-ле-ли сесть на стул, и ке-лей-ник, не го-во-ря ни сло-ва, остриг во-ло-сы, при этом ни-че-го не объ-яс-няя. Он то-же ни о чем не спра-ши-вал, но в мыс-лях недо-уме-вая, по-че-му так и к че-му это… По-сле че-го ему ве-ле-ли ид-ти в ке-лью и ждать. Че-го? Опять все мол-чат. По-зва-ли ве-че-ром, сня-ли мо-на-ше-скую одеж-ду, да-ли по-ме-рить ко-стюм. Все это мол-ча, ни-че-го ему не го-во-ря. По-сле это-го, по-ло-жив-шись на во-лю Бо-жию, он по-шел за-пря-гать ло-ша-дей, как бы-ло ве-ле-но. По-до-гнал по-воз-ку к на-сто-я-тель-ско-му кор-пу-су, во-шел к на-сто-я-те-лю. Тот мо-лил-ся, по-том, по-вер-нув-шись, ска-зал, что он в нем не ошиб-ся и по-ру-ча-ет ему труд-ное де-ло: тай-но от-вез-ти од-но-го че-ло-ве-ка, не при-вле-кая к се-бе вни-ма-ния (для то-го и нуж-но бы-ло из-ме-нить внеш-ний об-лик). На до-ро-гах за-ни-ма-лись гра-бе-жа-ми все-воз-мож-ные бан-ды, и спа-стись от них бы-ло не так-то про-сто. Ока-за-лось, мо-нах Зи-но-вий вез ар-хи-ерея. Про-ща-ясь, тот ска-зал: «Ты спас ар-хи-ерея, сле-до-ва-тель-но, быть те-бе ар-хи-ере-ем». Это ис-пол-ни-лось через 35 лет.

В 1922 г. Глин-скую пу-стынь за-кры-ли и вско-ро-сти ра-зо-ри-ли. Мо-нах Зи-но-вий взял с со-бой один из ан-ти-мин-сов, на ко-то-ром впо-след-ствии со-вер-ша-ли бо-го-слу-же-ния под от-кры-тым небом. На-пра-вил-ся он в Гру-зию, где то-гда бы-ло спо-кой-нее. В Дран-дов-ском Успен-ском мо-на-сты-ре его ру-ко-по-ло-жи-ли во иеро-ди-а-ко-на, а в 1925 г. епи-скоп Су-хум-ский Ни-кон ру-ко-по-ло-жил во иеро-мо-на-ха. Недол-го жи-ли мо-на-хи и там. В 1927 г. мо-на-стырь за-кры-ли. Отец Зи-но-вий стал на-сто-я-те-лем церк-ви ве-ли-ко-му-че-ни-ка Ге-ор-гия, по-том слу-жил в Ни-коль-ском хра-ме г. Су-ху-ми. Вско-ре и это ста-ло невоз-мож-но. Ре-шил под-нять-ся в го-ры, устро-ив неболь-шой скит. И там не да-ли спо-кой-но по-жить. При-шлось о. Зи-но-вию жить в гре-че-ских по-се-ле-ни-ях, пе-ре-хо-дя с ме-ста на ме-сто. Бла-го-да-ря при-об-ре-тен-но-му в Глин-ской пу-стыне ре-ме-с-лу он бес-плат-но шил мест-ным жи-те-лям все, что про-си-ли, за это они его кор-ми-ли и устра-и-ва-ли на ноч-лег. Об-ща-ясь с гре-ка-ми, о. Зи-но-вий вы-учил гре-че-ский язык и мог сво-бод-но го-во-рить на нем. Поз-же он рас-ска-зал об од-ном уди-ви-тель-ном слу-чае тех лет. Но-чуя в од-ном се-ле-нии, он узнал от хо-зя-и-на, что на-ме-ча-ет-ся про-вер-ка. Он, ко-неч-но, там не про-пи-сан. На-до ухо-дить, чтобы ни-ко-го не под-ве-сти и се-бе не при-чи-нить непри-ят-но-сти. Ушел в лес, на-шел под-хо-дя-щее ме-стеч-ко, буд-то кто-то устро-ил се-бе жи-ли-ще, раз-вел ко-стер, стал мо-лить-ся свя-ти-те-лю Ни-ко-лаю, ведь эта ночь как раз под празд-ник «веш-не-го Ни-ко-лы» 22 мая. Вско-ре он услы-шал тя-же-лые ша-ги, хруст ве-ток. Кто-то ло-мил-ся через ку-сты пря-мо к нему. Отец Зи-но-вий под-бро-сил хво-ро-сту в ко-стер, стал сту-чать… Ша-ги стих-ли, но раз-дал-ся рев. Мед-ведь! Еще ог-ня при-ба-вил, еще усерд-нее стал мо-лить-ся… Неза-мет-но за-снул. Проснул-ся от то-го, что его раз-бу-дил маль-чик, сы-ниш-ка хо-зя-и-на, ко-то-рый при-шел его по-звать до-мой, при-не-ся с со-бой мо-ло-ко для под-креп-ле-ния сил. Отец Зи-но-вий встал, обо-шел свое убе-жи-ще - ку-сты по-мя-ты, вид-но, что по кру-гу, об-хо-дя свою бер-ло-гу, хо-дил мед-ведь. У хо-зя-и-на до-ма за зав-тра-ком о. Зи-но-вий рас-ска-зал о ноч-ном по-се-ти-те-ле, но тот не по-ве-рил, ре-шив, что это со стра-ху при-сни-лось от-шель-ни-ку. Хо-зя-ин был охот-ни-ком, знал по-вад-ки зве-рей, знал, что в их кра-ях во-дят-ся ги-ма-лай-ские мед-ве-ди, ко-то-рые ни-ко-гда не усту-пят сво-ей бер-ло-ги. Ре-ши-ли схо-дить на это ме-сто, чтобы убе-дить-ся, уви-деть все днем. Уви-де-ли по-ло-ман-ные ку-сты, сле-ды мед-ве-жьих лап, по-мет. Охот-ник ска-зал: «Да, о. Зи-но-вий, те-бя спас свя-ти-тель Ни-ко-лай». Это очень ред-кий слу-чай, ко-гда мед-ведь ушел, не на-ка-зав обид-чи-ка.

Не на-хо-дя воз-мож-но-сти для слу-же-ния о. Зи-но-вий уехал в г.Ро-стов-на-До-ну, где стал слу-жить в Со-фи-ев-ском хра-ме.В 1936 г. его аре-сто-ва-ли. В след-ствен-ном изо-ля-то-ре он за-ра-зил-ся ма-ля-ри-ей, что бы-ло для него ми-ло-стью Бо-жи-ей, так как один мо-ло-дой врач, стал до-ка-зы-вать сво-им кол-ле-гам, что та-ко-го боль-но-го нель-зя от-прав-лять в Сред-нюю Азию, ку-да со-би-ра-лись пе-ре-во-дить пар-тию за-клю-чен-ных, из-за это-го его от-пра-ви-ли на Урал, а че-тыр-на-дцать свя-щен-но-слу-жи-те-лей - в Таш-кент. Отец Зи-но-вий пе-ре-жи-вал, что его ис-клю-чи-ли, хо-тел ехать со все-ми вме-сте. Поз-же, уже на стро-и-тель-стве Бе-ло-мор-ка-на-ла, он узнал, что все, от-прав-лен-ные в Таш-кент умер-ли. Уте-ше-ни-ем ему бы-ла крат-кая встре-ча в Ро-стов-ском рас-пре-де-ли-те-ле с бу-ду-щи-ми Глин-ски-ми стар-ца-ми - о. Се-ра-фи-мом (Ро-ман-цо-вым) и о. Ан-д-ро-ни-ком (Лу-ка-шом).

По при-бы-тию на ме-сто за-клю-че-ния о. Зи-но-вий раз-дал все, что имел. Так по-сту-пил и один из его по-пут-чи-ков. Дру-гой сме-ял-ся над ни-ми: «Зав-тра-то, что есть бу-де-те?». Ко-гда же ве-че-ром все вер-ну-лись в ба-рак, то уви-де-ли, что на кро-ва-ти о. Зи-но-вия и его спут-ни-ка, по-сле-до-вав-ше-го его при-ме-ру, ле-жа-ли их ве-щи, а у на-смеш-ни-ка укра-ли все, да-же мат-рас. Обыч-но свя-щен-ни-ков по-ме-ща-ли вме-сте с уго-лов-ни-ка-ми. Так бы-ло и здесь. Од-на-жды но-чью в ка-ме-ру при-ве-ли мо-ло-до-го пар-ня. Мест сво-бод-ных не бы-ло. Он со-би-рал-ся уже по-сте-лить га-зе-ту и лечь на бе-тон-ный пол. Отец Зи-но-вий и его спут-ник раз-ре-за-ли свои оде-я-ла и да-ли вновь по-сту-пив-ше-му. Утром он ска-зал о. Зи-но-вию: «Отец, по-ка я здесь, вас ни-кто не тронет». Он ока-зал-ся од-ним из ав-то-ри-те-тов в уго-лов-ном ми-ре и их, дей-стви-тель-но, за-щи-щал от мно-гих непри-ят-но-стей, неиз-беж-ных при об-ще-нии с пред-ста-ви-те-ля-ми пре-ступ-но-го ми-ра. В тюрь-ме о. Зи-но-вий, пом-нив-ший на-изусть ча-сто упо-треб-ля-е-мые служ-бы, ис-по-ве-до-вал всех, кто про-сил, мо-лил-ся с же-ла-ю-щи-ми, но боль-ше лю-бил и мо-лить-ся один, ко-гда поз-во-ля-ли усло-вия. Как-то, на Ура-ле, ко-гда за-клю-чен-ные стро-ем воз-вра-ща-лись в ба-рак по-сле ра-бо-ты, о. Зи-но-вий, как са-мый ма-лень-кий по ро-сту, идя в кон-це ко-ло-ны, за-ме-тил в сне-гу, в 50 гра-дус-ный мо-роз све-же-со-рван-ную гроздь ви-но-гра-да. Он по-до-брал ее, при-нес в ба-рак и раз-дал каж-до-му зэку по ви-но-гра-дин-ке, как яв-ное Бо-жье чу-до и уте-ше-ние. Ра-бо-тать ему при-хо-ди-лось на-равне со все-ми. Ни-кто не счи-тал-ся с тем, что он был физи-че-ски сла-бее мно-гих, к то-му же еще со вре-мен 1-ой ми-ро-вой вой-ны он стра-дал за-боле-ва-ни-ем ног. Ко-гда его по-сла-ли гру-зить меш-ки, он на-до-рвал-ся. Врач хо-да-тай-ство-вал о пе-ре-во-де его на бо-лее лег-кую ра-бо-ту. Хо-тя это бы-ло ред-ким яв-ле-ни-ем, но, его все-та-ки, пе-ре-ве-ли в порт-няж-ную ма-стер-скую. А там ма-стер ста-рал-ся ему до-са-дить, так как на-ме-ре-вал-ся взять на это ме-сто сво-е-го че-ло-ве-ка. Неожи-дан-но ма-сте-ра сме-ни-ли, а но-вый ма-стер про-ве-рил оформ-ле-ния на-ря-дов (где бы-ли на-ме-рен-ные ис-ка-же-ния), и вос-ста-но-вил все, как на-до бы-ло в со-от-вет-ствии с ре-аль-ным вы-пол-не-ни-ем нор-мы. Бла-го-да-ря это-му о. Зи-но-вий ока-зал-ся в чис-ле пе-ре-до-ви-ков и за-слу-жил до-сроч-ное осво-бож-де-ние, про-быв 4 го-да и 8 мес. вме-сто 5-ти лет по при-го-во-ру.

Мно-го при-шлось вы-тер-петь за эти го-ды, но и не раз убе-дить-ся, что Гос-подь не остав-ля-ет без Сво-ей по-мо-щи упо-ва-ю-щих на Него. Осво-бо-ди-ли о. Зи-но-вия на празд-ник Успе-ния Ма-те-ри Бо-жи-ей, ре-а-би-ли-ти-ро-ва-ли. По-ехал он в Су-ху-ми, но там не ста-ли его про-пи-сы-вать. Ре-шил по-ехать под-ле-чить-ся в Тби-ли-си, но там у него укра-ли день-ги и до-ку-мен-ты. Как бес-пас-порт-но-го при-ве-ли в ми-ли-цию. Обыс-кав, на-шли чет-ки. На-чаль-ник ми-ли-ции ска-зал сво-им со-труд-ни-кам: «Пре-ступ-ни-ков на-до ло-вить, а это мо-нах. Ко-го вы при-ве-ли?». От-ца Зи-но-вия от-пу-сти-ли, но при-шлось ждать, по-ка вос-ста-но-вят до-ку-мен-ты. Ожи-дая свои до-ку-мен-ты, о. Зи-но-вий стал хо-дить в Си-он-ский со-бор, где его уви-дел пат-ри-арх Кал-ли-страт, ко-то-рый пред-ло-жил ему быть вне-штат-ным свя-щен-ни-ком со-бо-ра. Пат-ри-арх очень ува-жал о. Зи-но-вия и по-это-му про-сил, на-хо-дясь на смерт-ном од-ре, сво-е-го при-ем-ни-ка, чтобы он до-бил-ся епи-скоп-ской хи-ро-то-нии для о. Зи-но-вия. Это бы-ло очень непро-сто, так как гру-зи-ны не хо-те-ли ви-деть сре-ди сво-е-го епи-ско-па-та рус-ско-го че-ло-ве-ка.

В го-ды Оте-че-ствен-ной вой-ны - с 1942 по 1945 го-ды - о. Зи-но-вий слу-жил в Си-он-ском со-бо-ре и был ду-хов-ни-ком Оль-гин-ско-го мо-на-сты-ря в Мц-хе-те. В 1945 г. его пе-ре-ве-ли в с. Ки-ро-во Сте-па-нов-ско-го рай-о-на Ар-ме-нии. С 1947 и по 1950 го-ды на-сто-я-тель Свя-то-Ду-хов-ской церк-ви г. Ба-ту-ми. При-хо-ды где он слу-жил, ожи-ва-ли, ре-ста-ври-ро-ва-лись хра-мы, лю-ди на-чи-на-ли тя-нуть-ся к Бо-гу.

В по-сле-во-ен-ные го-ды от-но-ше-ния меж-ду дву-мя брат-ски-ми Церк-ва-ми усер-ди-ем пат-ри-ар-ха Кал-ли-стра-та, смяг-чи-лись, вос-ста-но-ви-лось мо-лит-вен-ное об-ще-ние. Пат-ри-арх Кал-ли-страт по-ста-вил о. Зи-но-вия бла-го-чин-ным рус-ских при-хо-дов Гру-зии и Ар-ме-нии, ко-то-рые вхо-ди-ли преж-де в юрис-дик-цию пат-ри-ар-ха Мос-ков-ско-го. На-зна-че-ние о. Зи-но-вия спо-соб-ство-ва-ло дру-же-ствен-но-му при-ми-ре-нию, зна-ком ко-то-ро-го бы-ла пе-ре-да-ча этих при-хо-дов в юрис-дик-цию Гру-зин-ско-го Пат-ри-ар-ха-та. Отец Зи-но-вий мно-гое сде-лал для то-го, чтобы не воз-ни-ка-ли кон-флик-ты меж-ду рус-ски-ми и гру-зи-на-ми. Он лю-бил Гру-зию, знал ее ис-то-рию, чтил свя-тых Гру-зин-ской Церк-ви, не де-лал раз-ли-чия меж-ду людь-ми раз-ных на-цио-наль-но-стей, ува-жая в каж-дом об-ра-щав-шем-ся к нему об-раз Бо-жий.

Ста-рец Зи-но-вий, то-гда ар-хи-манд-рит, как член Си-но-да Гру-зин-ской Пра-во-слав-ной Церк-ви в 1950-е го-ды од-на-жды был участ-ни-ком встре-чи пред-сто-я-те-ля Алек-сан-дрий-ской Церк-ви, при-е-хав-ше-го с ви-зи-том в Гру-зию. Вы-со-кую де-ле-га-цию со-про-вож-дал епи-скоп Пи-мен (Из-ве-ков; впо-след-ствии Пат-ри-арх Мос-ков-ский и всея Ру-си). По-сле ли-тур-гии в од-ном из тби-лис-ских хра-мов де-ле-га-ции вы-стро-и-лись для вза-им-ных при-вет-ствий. Вне-зап-но ста-рец Зи-но-вий по-до-шел к пред-сто-я-те-лю Алек-сан-дрий-ской Церк-ви и по-про-сил его усту-пить ему ме-сто, при-чем очень на-стой-чи-во. (Позд-нее вла-ды-ка вспо-ми-нал, что дей-ство-вал в этот мо-мент не по сво-ей во-ле и вполне по-ни-мал ка-жу-щу-ю-ся неумест-ность сво-е-го по-ве-де-ния.) Это чрез-вы-чай-но всех уди-ви-ло, но, учи-ты-вая об-ста-нов-ку, не ста-ли вы-яс-нять при-чи-ны, а под-чи-ни-лись его тре-бо-ва-нию. Про-шло ка-кое-то вре-мя, вдруг из од-но-го из верх-них ря-дов ико-но-ста-са вы-па-ла ико-на и упа-ла точ-но на го-ло-ву от-ца Зи-но-вия. Удар был очень силь-ным, и кло-бук на по-стра-дав-шем был весь разо-рван. Сам ста-рец Зи-но-вий от-де-лал-ся лег-ким об-мо-ро-ком без ка-ких-ли-бо ослож-не-ний. Оче-вид-ца-ми это-го со-бы-тия бы-ли все при-сут-ство-вав-шие в хра-ме. Воз-му-ще-ние и недо-воль-ство го-стей ар-хи-манд-ри-том сме-ни-лось ис-крен-ним ува-же-ни-ем и при-зна-тель-но-стью: все по-ни-ма-ли, что бла-го-да-ря от-цу Зи-но-вию уда-лось из-бе-жать боль-ших непри-ят-но-стей. Ни-кто из при-сут-ство-вав-ших не со-мне-вал-ся в чу-дес-но-сти про-ис-шед-ше-го. Сам вла-ды-ка Зи-но-вий го-во-рил по-сле, что Про-мысл Бо-жий и ан-гел-хра-ни-тель через него обез-опа-си-ли жизнь гла-вы Алек-сан-дрий-ской Церк-ви.

В 1956 г. со-сто-я-лась хи-ро-то-ния ар-хи-манд-ри-та Зи-но-вия во епи-ско-па через год он был на-зна-чен ви-ка-ри-ем пат-ри-ар-ха Мел-хи-се-де-ка III с ти-ту-лом «епи-скоп Сте-па-нов-ский». При пат-ри-ар-хе Еф-ре-ме вла-ды-ка Зи-но-вий в 1960 г. стал епи-скоп Тет-риц-ка-рой-ским. В 1972 г. его воз-ве-ли в сан мит-ро-по-ли-та. В этом же го-ду он тя-же-ло за-бо-лел. Кон-си-ли-ум вра-чей опре-де-лил: он бо-лее 2-х дней не про-жи-вет. Вла-ды-ка Зи-но-вий ле-жал и мо-лил-ся Гос-по-ду и Ма-те-ри Бо-жи-ей пе-ред Ее ико-ной «Це-ли-тель-ни-ца». Поз-же близ-ким ска-зал, что Ма-терь Бо-жия по-се-ти-ла его и бла-го-сло-ви-ла, по-сле че-го, во-пре-ки всем про-гно-зам, стал по-прав-лять-ся и пе-ре-жил всех вра-чей, пред-рек-ших ему близ-кую кон-чи-ну.

Знав-шие близ-ко Вла-ды-ку от-зы-ва-лись о нем с удив-ле-ни-ем и ува-же-ни-ем, так как в его ли-це со-че-та-лось ве-ли-чие иерар-ха со сми-ре-ни-ем мо-на-ха. Пе-ре-жив мно-го труд-но-стей, ли-ше-ний, мно-го бо-лея (прак-ти-че-ски всю жизнь), он был сер-деч-ным, ра-душ-ным, го-сте-при-им-ным. Всех ему хо-те-лось уте-шить, ду-хов-но укре-пить, во-оду-ше-вить. Го-во-рил он обыч-но ма-ло, ста-рал-ся преж-де вы-слу-шать, по-том от-ве-тить, ес-ли на-до. Не все-гда сра-зу же опре-де-лен-но от-ве-чал, ино-гда в об-щем раз-го-во-ре вы-ска-зы-вал свое мне-ние, и тот, ко-го оно ка-са-лось, де-лал для се-бя вы-во-ды. Мно-гие, встре-чая вни-ма-ние, доб-ро-же-ла-тель-ность, счи-та-ли, что Гос-подь на-де-лил об-ла-да-те-ля та-ких ка-честв да-ром про-зор-ли-во-сти. Го-во-рить об этом труд-но, по-то-му что име-ю-щие та-кие да-ро-ва-ния тща-тель-но скры-ва-ли их от окру-жа-ю-щих, а о том, что встре-ча с че-ло-ве-ком Бо-жи-им мо-жет из-ме-нить жизнь го-во-рить вполне воз-мож-но. Так не раз бы-ва-ло с те-ми, кто об-щал-ся с вла-ды-кой Зи-но-ви-ем. На-при-мер, хи-рург Г.А.Гзи-ри-шви-ли вспо-ми-нал: «Пред-ки мои бы-ли пра-во-слав-ны-ми, но я, к со-жа-ле-нию, был некре-ще-ным. Зна-ком-ство с Вла-ды-кой про-бу-ди-ло во мне огром-ное же-ла-ние быть кре-ще-ным, тем бо-лее, что Вла-ды-ка сам пред-ло-жил быть мо-им крест-ным от-цом. Так и со-вер-ши-лось мое вто-рое рож-де-ние, т.е. кре-ще-ние, в де-каб-ре 1957 г. Мне бы-ло то-гда 30 лет. Он стал мо-им крест-ным от-цом и са-мым близ-ким че-ло-ве-ком. По-сле кре-ще-ния моя лич-ная жизнь из-ме-ни-лась, я стал со-всем дру-гим че-ло-ве-ком. Ина-че стал смот-реть на жизнь, на бо-гат-ство, на лю-дей и да-же на боль-ных. Са-мые слож-ные хи-рур-ги-че-ские опе-ра-ции уда-ва-лось де-лать весь-ма успеш-но, с хо-ро-шим ре-зуль-та-том. Пом-ню боль-ную в тя-же-лом со-сто-я-нии, ко-то-рая бы-ла про-опе-ри-ро-ва-на мною по по-во-ду ра-ка поч-ки и вы-здо-ро-ве-ла. Она и вся ее се-мья не зна-ли, как бла-го-да-рить ме-ня. Они бы-ли рус-ские, и я их на-пра-вил в цер-ковь к Вла-ды-ке со сло-ва-ми: «Мои успе-хи за-ви-сят от Бо-га и от мо-ей ве-ры». Вла-ды-ке Зи-но-вию я обя-зан по-ни-ма-ни-ем че-ло-ве-че-ской ду-ши, стра-да-ний, пе-ре-жи-ва-ний боль-но-го че-ло-ве-ка, и ес-ли я стал хо-ро-шим вра-чом, то в этом боль-шая за-слу-га Вла-ды-ки…».

А вот что пи-шет в сво-ей кни-ге Ва-ле-рий Ля-лин:

«В Тби-ли-си я сел на ав-то-бус и по-ехал в Ка-хе-тию по-кло-нить-ся мо-щам свя-той рав-ноап-о-столь-ной Ни-ны и на-ве-стить сво-е-го ду-хов-но-го от-ца - пу-стын-ни-ка Ха-ра-лам-пия. Про-быв там день, я к ве-че-ру вер-нул-ся в Тби-ли-си. Бы-ло уже до-воль-но позд-но, и мне при-шлось за-но-че-вать у зна-ко-мых осе-тин. Утром на трам-вае быст-ро до-брал-ся до со-бо-ра. Здесь все бы-ло как в Рос-сии. Во-круг со-бо-ра хо-ди-ли, си-де-ли в ожи-да-нии на-ча-ла служ-бы ис-тин-но рус-ские лю-ди. Я и рань-ше об-ра-щал вни-ма-ние, что чем даль-ше от ком-му-ни-сти-че-ских цен-тров, тем яс-нее, спо-кой-нее и при-ят-нее ли-ца, тем про-ще и есте-ствен-нее лю-ди оде-ты, тем спо-кой-нее их раз-го-во-ры, и нет в них хму-рой на-пря-жен-но-сти. А со-бор-то ка-кой бла-го-дат-ный, пря-мо как буд-то его пе-ре-нес-ли из Шуи или Му-ро-ма. Эх, ду-маю, вот она, Русь-ма-туш-ка!

На-до бы по-спра-ши-вать на-род: где бы по-ви-дать вла-ды-ку Зи-но-вия?

Ви-жу, у цер-ков-ной огра-ды сто-ит ста-рый мо-на-шек, сто-ит и раз-го-ва-ри-ва-ет со ста-руш-ка-ми в бе-лых пла-точ-ках. Пой-ду - рас-спро-шу. Под-хо-жу бли-же: мо-на-шек су-хой, ста-рень-кий. Одет неваж-но: на го-ло-ве по-но-шен-ная ску-фья, ря-са се-рень-кая, по-тер-тая, на но-гах лап-ти. Сто-ит, опи-ра-ет-ся обе-и-ми ру-ка-ми на по-сох.

Эх, ду-маю, ка-кой-то пу-стын-ник с гор из бед-но-го ски-та. Слу-шаю, пе-ре-би-вать неудоб-но. Раз-го-вор шел за жизнь. Ста-руш-ка жа-ло-ва-лась, что зять пьет горь-кую и ее оби-жа-ет. Ста-ри-чок-мо-нах на-став-лял ее, как при-нять-ся за де-ло, чтобы от-ва-дить зя-тя от при-стра-стия к хмель-но-му. Я до-ждал-ся окон-ча-ния раз-го-во-ра и об-ра-тил-ся к мо-наш-ку:

Про-сти-те, Хри-ста ра-ди, где мне най-ти мит-ро-по-ли-та Зи-но-вия?

Ста-ри-чок по-смот-рел на ме-ня лас-ко-во сво-и-ми яс-ны-ми доб-ры-ми гла-за-ми и ти-хо ска-зал:

Мит-ро-по-лит Зи-но-вий - это я.

Ну, я так чуть не по-ва-лил-ся от удив-ле-ния!

Вла-ды-ка, это Вы?

Я ви-дел на-ших сто-лич-ных мит-ро-по-ли-тов в чер-ных шел-ко-вых ря-сах, в бе-лых кло-бу-ках, с ал-маз-ны-ми кре-ста-ми, с дра-го-цен-ны-ми по-со-ха-ми в ру-ках, как их с по-чте-ни-ем при-ни-ма-ли из чер-ной ла-ки-ро-ван-ной ма-ши-ны, ве-ли под ру-ки в храм со сла-вой ко-ло-коль-но-го зво-на, через строй по-до-бо-страст-но скло-нив-ших-ся свя-щен-ни-ков, а они ми-ло-сти-во, обе-и-ми ру-ка-ми, раз-да-ва-ли на-ро-ду бла-го-сло-ве-ние. А тут бед-ный, ста-рень-кий мо-на-шек с по-со-хом и в лап-тях. Это был ста-рец-свя-ти-тель Зи-но-вий-мит-ро-по-лит. Это про него ска-зал Пат-ри-арх Гру-зии Илия II: «Вла-ды-ка Зи-но-вий яв-ля-ет-ся ве-ли-ким свя-ти-те-лем Пра-во-сла-вия, но-си-те-лем Бо-же-ствен-ной бла-го-да-ти, и ис-то-ча-ю-ще-е-ся от-сю-да не зем-ное, а небес-ное теп-ло, со-би-ра-ет во-круг него столь-ко ду-хо-вен-ства, столь-ко ве-ру-ю-щих…»

Вла-ды-ка Зи-но-вий все де-лал ос-но-ва-тель-но, не спе-ша. Не раз он по-се-щал и Моск-ву, и Тро-и-це-Сер-ги-е-ву Лав-ру, бы-вал в Пюх-тиц-ком жен-ском мо-на-сты-ре и мно-гих дру-гих ме-стах. Так в се-ре-дине 60-х го-дов вме-сте с епи-ско-пом Чер-ни-гов-ским Вла-ди-ми-ром (Са-бо-да-ном)(ныне Бла-жен-ней-ший мит-ро-по-лит Ки-ев-ский и всея Укра-и-ны, свя-щен-но-ар-хи-манд-рит Глин-ской пу-сты-ни) по-се-тил свою род-ную ра-зо-рен-ную «кра-са-ви-цу Глин-скую». По-се-ща-ли и его мно-гие ар-хи-ереи с офи-ци-аль-ны-ми ви-зи-та-ми, и то-гда, ко-гда ну-жен был со-вет, или про-си-ли его мо-литв.

Все 35 лет сво-е-го слу-же-ния в Алек-сан-дро-Нев-ском хра-ме в Тби-ли-си вла-ды-ка Зи-но-вий про-жил в скром-ном до-ми-ке око-ло хра-ма. Все его «по-кои» со-став-ля-ла од-на ком-на-та-ке-лья, где по-ме-стил-ся лишь стол, кро-вать и два шка-фа книг. Пат-ри-арх Да-вид V пред-ло-жил ему по-стро-ить ре-зи-ден-цию, ко-то-рая да-ва-ла бы воз-мож-ность по-се-щать храм все-гда, ко-гда он мо-жет и хо-чет. Вла-ды-ка Зи-но-вий от-ка-зал-ся. Ему при-выч-нее и про-ще бы-ло в его ке-лье. Каж-дый день утром и ве-че-ром вла-ды-ка Зи-но-вий ста-рал-ся при-хо-дить на бо-го-слу-же-ние. В празд-нич-ные дни слу-жил или вы-хо-дил на мо-ле-бен. Ес-ли же его не бы-ло в хра-ме, зна-чит, он был бо-лен. В хра-ме все де-ла-лось по бла-го-сло-ве-нию Вла-ды-ки. Он поль-зо-вал-ся ду-хов-ным ав-то-ри-те-том у иерар-хов, свя-щен-но-слу-жи-те-лей, мо-на-ше-ству-ю-щих, у ми-рян и у всех, кто бы к нему ни об-ра-щал-ся. Бо-лее все-го он ста-рал-ся, чтобы все жи-ли в ми-ре, мо-лил-ся обо всех, при-учал все-гда пом-нить о Гос-по-де и, глав-ное, ни-ко-гда не счи-тать се-бя чем-то зна-чи-тель-ным, спо-соб-ным на тру-до-вые и мо-лит-вен-ные по-дви-ги. Все мо-жет че-ло-век, ес-ли Бог даст ему со-вер-шить что-то, во-оду-ше-вив и укре-пив Сво-ей бла-го-да-тью. «Без Бо-га, - как го-во-рит рус-ская по-сло-ви-ца, - ни до по-ро-га». По-ка че-ло-век это-го не по-ни-ма-ет, все его успе-хи мо-гут быть не толь-ко бес-по-лез-ны для ду-ши, но да-же очень вред-ны, так как умно-жа-ют са-мо-мне-ние. Вла-ды-ка учил это-му и сло-вом, и лич-ным при-ме-ром. Он по-сто-ян-но чи-тал, чтобы быть в кур-се со-бы-тий, так как при-хо-ди-ли лю-ди раз-ных воз-рас-тов, про-фес-сий, взгля-дов, об-ра-зо-ва-ния, на-цио-наль-но-стей. Для всех, по сло-ву Апо-сто-ла, на-до быть всем, чтобы спа-сти хо-тя бы неко-то-рых. И глав-ное, при-во-дить не к се-бе, а к Бо-гу. Ес-ли неко-то-рые нера-зум-но при-вя-зы-ва-лись, на-де-ясь най-ти в нем опо-ру и по-сто-ян-ную по-мощь, от-ка-зы-ва-лись от лич-ных уси-лий, то Вла-ды-ка об-ли-чал та-ких, на-по-ми-ная: «не на-дей-ся на кня-зи, ни на сы-ны че-ло-ве-че-ские, в них же несть спа-се-ния». Ко-гда про-си-ли бла-го-сло-ве-ния и мо-литв, и Гос-подь по-мо-гал яв-но, то вла-ды-ка Зи-но-вий объ-яс-нял это с ве-рой про-сив-ших: «По ве-ре ва-шей -бу-дет вам». Вме-сте с тем Вла-ды-ка вну-шал се-рьез-но от-но-сить-ся к бла-го-сло-ве-нию: «Ес-ли спра-ши-вать ме-ня, так и слу-шать, а ес-ли не слу-шать, так неза-чем при-хо-дить ко мне за бла-го-сло-ве-ни-ем». Ко-гда на-до бы-ло, ко-гда яв-но име-лась в ви-ду поль-за ду-шев-ная, Вла-ды-ка мог быть и стро-гим. Од-на-ко стро-гость не бы-ла вы-ра-же-ни-ем раз-дра-жи-тель-но-сти или гне-ва. Бо-лее все-го учил Вла-ды-ка усерд-ной мо-лит-ве, ду-хов-но-му рас-суж-де-нию и дол-го-тер-пе-нию. Со-ве-ты свои он да-вал, имея ос-но-ва-ни-ем не соб-ствен-ное мне-ние, а уче-ние свя-тых от-цов. Сам он учил-ся это-му при-ме-ра-ми стар-цев Глин-ской пу-сты-ни, ко-то-рую все-гда пом-нил и лю-бил.

Ко-гда в 1958 г. умер о. Се-ра-фим (Аме-лин), на-сто-я-тель Глин-ской пу-сты-ни, вла-ды-ка Зи-но-вий при-ез-жал на по-хо-ро-ны. По-сле вто-рич-но-го за-кры-тия Вла-ды-ка опе-кал мо-на-хов оби-те-ли, ко-то-рые тя-ну-лись к нему, зная, что он яв-ля-ет-ся но-си-те-лем тех ду-хов-ных тра-ди-ций, ко-то-рые бы-ли за-ло-же-ны еще в до-ре-во-лю-ци-он-ной пу-сты-ни, бла-го-да-ря ко-то-рым дер-жа-лись стар-цы в го-ды вос-со-зда-ния мо-на-сты-ря из ру-ин в се-ре-дине ми-нув-ше-го ве-ка. Жи-вой свя-зью с Глин-ской пу-сты-нью, вновь ра-зо-рен-ной в 1961 г. бы-ло об-ще-ние с о. Ан-д-ро-ни-ком, к ко-то-ро-му еха-ли ото-всю-ду и те, кто бы-вал в Глин-ской пу-сты-ни, и те, кто толь-ко слы-шал о ней.

Вла-ды-ка Зи-но-вий, все-гда окру-жен-ный людь-ми, ко-то-рых стре-мил-ся уте-шить, вра-зу-мить, на-ста-вить, вы-нуж-ден был мно-гих вы-слу-ши-вать и ве-сти с ни-ми мно-го-ча-со-вые бе-се-ды. Это его очень утом-ля-ло, но ни-ко-гда не раз-дра-жа-ло, не ли-ша-ло внут-рен-не-го ми-ра и со-бран-но-сти. По-треб-ность в мо-лит-ве он мог осу-ще-ствить толь-ко в ноч-ные ча-сы. Се-бе не де-лал по-слаб-ле-ния, но дру-гим, вклю-чая и ке-лей-ни-ков, он не да-вал стро-гих пра-вил. Вста-вал на мо-лит-ву в час или два но-чи и про-сил толь-ко, чтобы ему не ме-ша-ли, ес-ли кто-ли-бо, жа-лея его, уго-ва-ри-ва-ли лечь спать. Счи-тая мо-лит-ву ба-ро-мет-ром ду-хов-ной жиз-ни, Вла-ды-ка Зи-но-вий стре-мил-ся и при-хо-дя-щих к нему на-стро-ить на се-рьез-ное и вни-ма-тель-ное от-но-ше-ние к мо-лит-ве цер-ков-ной и до-маш-ней.

От при-хо-дя-щих к нему за ду-хов-ным со-ве-том, о. Зи-но-вий тре-бо-вал по-слу-ша-ния: «Ес-ли спра-ши-ва-ешь, то-гда слу-шай-ся, - го-во-рил он. - А ес-ли не ис-пол-нишь, то-гда за-чем идешь за бла-го-сло-ве-ни-ем».

Од-на-жды он не раз-ре-шил при-ча-щать-ся м. Ан-ге-лине, игу-ме-нье Оль-гин-ско-го мо-на-сты-ря за то, что она осуж-да-ла свя-щен-ни-ков.

Об этом из-вра-щен-но до-ло-жи-ли рус-ско-му пат-ри-ар-ху Алек-сею I, как буд-то о. Зи-но-вий хо-тел за-крыть этот рус-ский мо-на-стырь. По-лу-чил-ся кон-фликт. Впо-след-ствии пат-ри-арх Алек-сей I, со-жа-лея о воз-ник-шем непо-ни-ма-нии, по-жерт-во-вал церк-ви св. Алек-сандра Нев-ско-го ико-ну в се-реб-ря-ном окла-де.

О. Зи-но-вий очень лю-бил пат-ри-ар-ха Илью II. Пе-ред смер-тью он ска-зал о. Ви-та-лию (Си-до-рен-ко) и м. Се-ра-фи-ме: «Ваш ду-хов-ник - пат-ри-арх Илья. Он мой ду-хов-ный сын и хо-ро-ший че-ло-век. Будь-те с ним ря-дом».

Неза-дол-го до пе-ре-хо-да в веч-ность, вла-ды-ка Зи-но-вий со-вер-шил мо-на-ше-ский по-стриг Ми-ха-и-ла По-та-по-ва, бу-ду-ще-го ста-ро-чер-кас-ско-го ар-хи-манд-ри-та Мо-де-ста, и при этом про-из-нес та-кие сло-ва: «На Мо-де-сте все мое за-кон-чи-лось».

Неумо-ли-мые го-ды при-бли-жа-ли вре-мя кон-чи-ны. Вла-ды-ка ре-же вы-хо-дил в храм, но ни-че-го не ме-нял в сво-ей жиз-ни до кон-ца. Ка-за-лось, его не бу-дет - это-го неиз-беж-но-го кон-ца жиз-ни. Го-то-вясь к нему, Вла-ды-ка при-нял схи-му с име-нем Се-ра-фим в честь пре-по-доб-но-го Се-ра-фи-ма Са-ров-ско-го. По-след-нюю ли-тур-гию Вла-ды-ка от-слу-жил в день пре-по-доб-но-го Се-ра-фи-ма Са-ров-ско-го 1-ого ав-гу-ста 1984 г. и по-чув-ство-вал, что но-ги от-ка-зы-ва-ют. А 19 де-каб-ря, в день па-мя-ти свя-ти-те-ля Ни-ко-лая, Вла-ды-ка по-след-ний раз вы-шел в храм, был на мо-лебне. По-сле это-го он уже не мог хо-дить, мо-лил-ся в ке-лье днем и но-чью. В по-след-нюю ночь пе-ред кон-чи-ной он ска-зал ке-лей-ни-ку: «я от вас ухо-жу». В это же вре-мя по-про-сил остать-ся игу-ме-нов Фила-ре-та и Ве-ни-а-ми-на. Его со-бо-ро-ва-ли, при-ча-сти-ли и во вре-мя чте-ния ка-но-на на ис-ход ду-ши он ти-хо скон-чал-ся на 87 го-ду жиз-ни 8 мар-та 1985 г. От-пе-ва-ли его мо-на-ше-ским чи-ном. Воз-гла-вил со-бор иерар-хов и свя-щен-но-слу-жи-те-лей, со-брав-ших-ся на от-пе-ва-ние пат-ри-арх Илия II. Пе-ли два хо-ра - рус-ский и гру-зин-ский. Мно-же-ство на-ро-да со-бра-лось про-во-дить Вла-ды-ку. Пат-ри-арх Илия II ска-зал про-чув-ство-ван-ное сло-во, вы-ра-зив в нем свою ве-ру в то, что «он не оста-вит всех нас в сво-их мо-лит-вах». Мно-гие по ве-ре сво-ей по-лу-ча-ли по-мощь в сво-их труд-ных об-сто-я-тель-ствах, при-хо-дя к над-гро-бию Вла-ды-ки и про-ся его мо-литв. Он и сам пе-ред кон-чи-ной, успо-ка-и-вая ке-лей-ни-ка, го-во-рил: «Я ухо-жу, но там (ука-зы-вая на небо) бу-ду за вас мо-лить-ся».

25 мар-та 2009 го-да Свя-щен-ный Си-нод Укра-ин-ской Пра-во-слав-ной Церк-ви при-чис-лил к ли-ку мест-но-чти-мых свя-тых схи-мит-ро-по-ли-та Се-ра-фи-ма (Ма-жу-га).

30 но-яб-ря 2017 го-да Ар-хи-ерей-ский Со-бор Рус-ской Пра-во-слав-ной Церк-ви при-нял ре-ше-ние об об-ще-цер-ков-ном про-слав-ле-нии пре-по-доб-но-го Зи-но-вия (Ма-жу-ги) с уста-нов-ле-ни-ем да-ты па-мя-ти 22 сен-тяб-ря - в Со-бо-ре Глин-ских свя-тых.